Империя проклятых

Лаклан от изумления выругался, а изменения все продолжались. Я только и мог, что стоять в полном ошеломлении. Мех Фебы постепенно исчезал, и на бледной веснушчатой коже, обнажившейся под ним, я увидел татуировки, такие же, как у Сирши: знаки боевого оссийского горца, Нэхь. Вверх по правой руке тянулись кроваво‑красные спирали, пробегая под грудью, по бедрам и спускаясь по левой ноге к лодыжке. Феба выгнула спину, рыкнув по‑кошачьи, и шрам, прорезавший лоб и щеку, искривил ее губы в оскале. И там, где только что была львица, теперь на берегу реки, склонившись, сидела красивая женщина со свирепыми изумрудными глазами, обнаженная, как в день своего появления на свет, если не считать ожерелья из кожаных узелков вечности на шее.

Но на второй взгляд… нет, не красивая женщина. Не совсем так. Кончики ее пальцев были черными, скрюченными, как когти. Из гривы густых каштановых кудрей торчали острые, как у кошки, уши. И, что самое странное, посмотрев на снег под ней, я увидел, что тень, которую она отбрасывала в сиянии моей эгиды, все еще была львиной.

Она смотрела на меня, проводя костяшками пальцев по окровавленному носу, и ее запах волновал меня до боли в голове, до дрожи по всему телу.

– Отличный хук, среброносец.

– Ночь, спаси нас‑с‑с, – прошипела Селин.

Феба сердито оглянулась через плечо.

– Помаши‑ка мне еще этой палкой для свиней, и тебе понадобятся не только молитвы, чтобы спастись. Я вырву тебе руку по шею, пиявка.

– Феба?..

Женщина повернулась на шепот Диор, и ее губы изогнулись во внезапной радостной улыбке.

– Привет, Цветочек.

Девушка покачала головой, совершенно сбитая с толку:

– Но… ты умерла.

– Почти. – Феба отбросила с плеча длинную косу, вздернула подбородок и сжала челюсти. – Но для таких, как я, почти – не считается. Я была ранена, глубоко и горько. Изрезана. Раздроблена до мозга костей. Но я следила за вами с тех пор, как смогла достаточно окрепнуть, чтобы снова начать хромать, любовь моя.

– Благая Дева‑Матерь! – прошептал Лаклан. – Габриэль, ты знаешь, что это за хрень?

Я мог только пожать плечами.

– Я думал, что знаю, да, – ответил я с благоговением в голосе.

– Как… – Диор покачала головой. – Кто ты?

Феба посмотрела на руины Авелина, на детей, которых мы спасли, и прищурилась. На вид ей было около двадцати пяти лет, высокая, стройная, она совершенно не стеснялась своей наготы. Большинство малышей выглядели озадаченными и испуганными, но спасенная мной оссийка, спрятав еще нескольких малышей за своими юбками, тихо прошипела:

– Закатная плясунья.

Брови Диор подскочили, слившись с линией роста волос.

– Да, Цветочек, я – дитя лесных духов. – Феба кивнула и взглянула на девушку из Оссвея. – Кто же еще из жителей низин мог бы узнать закатную плясунью. Я благословлена силой Отца‑Земли и милостью Матерей‑Лун. И во время вздоха между днем и ночью я могу танцевать, меняя обличье, – могу быть женщиной, а могу превратиться в то существо, которое знали вы. Облачась в шкуру лесного духа. Оборотясь зверем.

– Почему же ты не… – Диор на мгновение растерялась, глядя на Фебу так, словно ее мир перевернулся с ног на голову. – Ты путешествовала с нами несколько месяцев. И все это время…

– Прости меня, – ответила та, и взгляд ее зеленых глаз смягчился. – Мне не хотелось обманывать тебя, дорогая. Но кузина Сирша хорошо знала мои мысли и говорила за нас обеих. А за мои танцы приходится платить дань. Которая очень велика в эти мрачные ночи. – Она кивнула в сторону падающего за горизонт солнца, в сторону света мертводня. – Поэтому теперь я танцую только по необходимости.

– Мы думали, Дантон убил тебя.

– Меня может убить только серебро. Серебро, магия и холодные зубы старости. Ублюдок Веллена сильно изранил меня. Но под светом Матерей‑Лун все раны со временем заживают.

– Значит… – Диор моргнула, и лицо у нее внезапно просветлело. – Сирша…

– Нет. – Феба нахмурилась. – Она была воином Лунного Трона, храбрым и справедливым. Дочерью Ольд‑Сис, провидицей и странницей по снам. Но не ребенком лесных духов. – Она стиснула челюсти. – Моя сестра мертва.

Слова прозвучали и тяжестью повисли в воздухе. Диор выглядела несчастной.

– Мои соболезнования, – пробормотал я. – Сирша была храброй…

– Мне не нужны соболезнования, угодник, – выплюнула Феба. – Мне нужно пять секунд наедине с Дантоном Воссом. Клянусь Фиан, я сожру его безбожное сердце. И вдохну в себя его проклятый прах.

– Дантон мертв. – Я кивнул на девушку, стоявшую рядом. – Диор его убил.

Дети перешептывались, но когда они смотрели на Диор, в глазах у них вспыхивало еще больше удивления. Лаклан отнесся к моему заявлению скептически, но Феба просто подняла подбородок и скривила губы. Закатная плясунья казалась не такой широкоплечей, как ее сестра, и не такой мускулистой: Сирша была топором, тяжелым и острым, а Феба – мечом, изящным и быстрым. Когда она поднялась на ноги, я заметил, как в ее глазах промелькнула опасная тень. И тогда я понял: в то время как ее сестра была воином, Феба была хищницей.

Закатная плясунья направилась к Диор, сжав черные когти. Девушка отпрянула ко мне, и моя рука легла на рукоять Пьющей Пепел, Селин угрожающе ощетинилась, а Лаклан так сильно сжал свой клинок, что даже металл застонал. Но Феба остановилась в нескольких футах от нас и опустилась на одно колено на лед. Когда она склонила голову, пряди огненных волос упали на ее покрытые шрамами и веснушками щеки.

– Значит, если бы я не была связана с тобой прорицательницей моего рода, я бы связала свою судьбу с тобой сейчас. – Феба подняла глаза на сбитую с толку девушку. – Диор Лашанс, клянусь сердцем Фиан, перед лицом Отца и Матерей обещаю, моя судьба отныне и навеки связана с твоей. Если моя кровь, или дар, или дыхание могут спасти тебя, клянусь отдать все это.

Феба провела когтями у себя по груди, оставляя алые полосы на бледной, как у призрака, коже, и, Боже милостивый, запах ее крови вновь сразил меня, точно удар меча. Головокружительный и дикий, он оставлял пылающий след, начиная с головы и заканчивая ноющим нутром. С трудом сглотнув, я проклинал его, пытаясь сдержать жажду. Я крепко сжал челюсти, пока Феба говорила.

 

– Мертвый встанет, свет падет;

Лес сгниет – нам край придет.

Лев рычит, и ангел льет

Слезы в грех, что тайну пьет.

Но неба радость нам вернет

Бог малой, что кровь прольет.