Империя проклятых

Лаклан уставился на меня жестким и холодным взглядом. Я не мог винить его за ярость и недоверие. Он был рядом со мной в битвах при Тууве, Кадире, наши клинки покрывал пепел десятков, сотен убитых вампиров. А теперь…

– Как ты собираешься объяснять все это Сероруку, когда мы вернемся? – спросил он.

Я покачал головой.

– Мы не собираемся возвращаться в Сан‑Мишон, Лаки.

– Монастырь всего в десяти днях пути к северу. А у тебя под юбкой три дюжины сирот, Габи. Зимосерд сведет их всех в могилу, прежде чем ты найдешь место получше.

– Ж‑ж‑жаль будет оч…

– Заткнись, Селин, – прорычал я.

Лаки переводил взгляд с меня на нее и обратно с выражением мрачного недоверия на лице. Я молча наблюдал за происходящим, больше всего на свете желая раскрыть ему правду.

«Кто наплел тебе, что я герой?»

– Что ж, я вижу, вам двоим есть о чем пошептаться, – наконец выплюнул он. – Полагаю, мне пора.

– Отдохни немного, Лаки, – предупредил я. – И не дразни спящих закатных плясуний, ладно?

Он встретился со мной взглядом и покачал головой. Посмотрев на Селин, он сплюнул кровь на снег. И, не сказав больше ни слова, повернулся и потопал прочь, в темноту.

За спиной хрустели по снегу сапоги, я почувствовал затылком холодный шепот. Сестра объявляла о своем приближении, а не просто появлялась из темноты, как ей нравилось, но все равно по спине пробежала дрожь, когда повернулся к ней лицом.

– Мы должны избавиться от него, Габриэль.

– Когда ты говоришь «мы», ты имеешь в виду меня и себя или себя и себя?

– Он член С‑с‑серебряного Ордена. Он представляет опасность для Диор.

Я изучал Селин в темноте, под порывами ветра и падающим снегом. Она выглядела как девушка, которую я знал в юности. Я постарел за годы нашей разлуки, а она осталась точно такой же. И все же я прекрасно понимал, что она была чем‑то совершенно иным.

Пиявкой.

Холоднокровкой.

Внучкой самого Вечного Короля.

– Тебе следовало бы поспать, – сказал я. – Я морожу тут задницу, чтобы ты могла отдохнуть.

– Мы все знаем, почему ты здес‑с‑сь. В этих жилах течет кровь Восс‑с‑с.

Я прищурился, когда понял, что она имела в виду.

– Не лезь мне в голову, Селин.

– Тогда с‑с‑следи за своими мыслями с большей тщательностью. Мы чувствуем, как вы жаж‑ж‑ждете этого. Возможно, теперь ты поймешь, почему нам нельзя здесь задерживаться. Одеждой барчука не скроеш‑ш‑шь правду о женщине, которой с‑с‑становится Диор.

– Знаю, – вздохнул я, и в животе у меня все сжалось при воспоминании. – Лаклан учуял ее запах. И я тоже.

Взгляд Селин скользнул к трубке у меня в бандольере, а затем вернулся к моим кроваво‑красным глазам.

– Но аромат санктус‑с‑са уже не насыщает тебя, как раньше.

– Не твоя забота.

Она вдохнула, и я почувствовал, как ее мысли проникают мне в голову, словно нежные прикосновения пальцев, просачиваясь, пока я не зарычал и не захлопнул перед ней дверь.

– Я же просил не лезть мне в голову.

– Ты… пил. – Она наклонила голову. – У Диор?

– Что? – сплюнул я, испытывая отвращение и ярость. – Нет, черт возьми, конечно нет!

– Тогда у кого? И как долго? – Холодные глаза блуждали по моему телу, опускаясь к обручальному кольцу на левой руке. – У жены? Скажи мне, что ты не такой дурак, чтобы пить кровь у жены?

– Ты ходишь по тонкому льду, Селин. Да поможет тебе Бог, когда он проломится.

Она смотрела на меня еще мгновение, и пропасть между нами становилась широкой и глубокой, как могила. Я сжал кулаки, по костяшкам пальцев у меня была размазана кровь Лаклана, и на одно ужасное, бесконечное мгновение у меня возникло почти непреодолимое желание слизать ее. Но пульс все же замедлился, желание ослабло, и, наконец, Селин подняла руки, сдаваясь.

– Мы пришли сюда не для того, чтобы ссориться, брат.

Я глубоко вздохнул, загоняя гнев и жажду в посеребренные подошвы своих сапог.

– Да. – Я кивнул. – Нам нужно поговорить. Сестра.

– Нам необходимо избавиться от этого угодника‑среброносца, – начала Селин. – А еще от этих проклятых детей и бес‑с‑совки‑оборотня. Диор прислушается к твоему совету, Габриэль, мы и так уже зря потратили время на…

– Прекрати, – рявкнул я.

Селин моргнула. Стоя под падающим снегом, она казалась высеченной из камня. Я понял, что не слышу биения ее сердца. Не чувствую тепла в ее венах.

– Нам, – сказал я, размахивая руками, – нужно поговорить.

– И о чем бы ты хотел поговорить? – вздохнула она.

– Мне, черт возьми, просто необходимо знать, сколько стоит дрочка ногами в Сан‑Максимилле? Ты, случайно, не знаешь? Может, начнем с того, что я видел сегодня на реке? Ты высосала этого Дивока дотла! А еще расскажи‑ка мне, где ты провела последние семнадцать лет. Кто такие Эсани? Как ты заполучила дары их крови, если ты дитя Восса? Может, объяснишь, как ты влипла во все это дерьмо?

– А если не объясню?

– Тогда, возможно, я закончу то, что ты начала, когда пыталась убить меня в Сан‑Гийоме?

– Предположим, что ты настолько глуп. И как ты тогда найдешь Дженоа?

– И кто, черт возьми, сказал, что мне это надо? Обитатели Высокогорья, очевидно, тоже рассказывают легенды о мертводне, и Феба может…

– Ведьмы плоти, похитители шкур, – выплюнула Селин. – Диор – потомок влас‑с‑стелина небес. Именно благодаря его с‑с‑слугам этот мир обретет с‑с‑спасение. Это не какой‑то там хлев для прирожденных язычников, копошащихся в грязи и воющих на Матерей‑Лун. И ни один член Серебряного Ордена не может ступить на горные земли Лунного Трона и остаться в живых, вне зависимости от того, отлучен он или нет.

Селин покачала головой, оглядывая меня с ног до головы.

– Если ты отправишься в горы, ты умрешь.

Она говорила правду, я знал это. Но еще больше меня поразило то, что моя сестра думала о небесах и спасении, когда все знали, что вампиры – дети проклятых. Даже сейчас я чувствовал, как под кожей горит эгида в ее нечестивом присутствии. Но Селин размышляла как…

Как верующая, вдруг осознал я.