Империя проклятых

Я нахмурился и посмотрел на потолок у нас над головами.

– К черту Селин.

Мы шли по темным и холодным коридорам этого безмолвного склепа, и ни в одном из них не обнаружили великих откровений или древней мудрости. Наконец мы добрались до самого верхнего уровня Кэрнхема и, кажется, обрели проблеск надежды.

Перед нами замаячила еще одна пара массивных бронзовых дверей, украшенных изображением двух черепов на возвышающемся щите. Под этим знаком были два слова на древнеэлидэнском, витиевато вырезанные на свитке. Пытаясь вспомнить все что можно об этом ныне мертвом языке, я с холодным ужасом понял: я каким‑то образом уже знаю эти слова, какая‑то часть меня всегда знала их. В голове звучал шепот, рассказывая о давно ушедших годах, о давно умерших существах, о давно забытом наследии.

– Ты помнишь кредо крови Восс?

Диор моргнула, услышав мой странный вопрос, и ответила:

– Все падут на колени.

Я мягко улыбнулся.

– А крови Дивок, моя юная ученица?

– Дела, а не слова. – Она посмотрела на рисунок на дверях, и ее голубые глаза широко распахнулись. – Так вот что это такое? Знак крови Эсани?

Я кивнул, проводя пальцами по очертаниям вырезанных черепов.

– Впервые я заметил этот знак много лет назад, на страницах книги, которую Астрид обнаружила в Сан‑Мишоне. Но тогда не увидел этого, просто не обратил внимания.

– Что именно не увидел?

– Посмотри внимательно. Что видишь?

Диор подошла ближе, нахмурив брови. Но у нее были зоркие глаза и острый ум, и в конце концов она заметила то же, что и я. Прозрачное, как кристально чистая вода, изображение, выкованное в пустоте между черепами – стоило обнаружить его один раз, и оно становилось видимым.

– Чаша, – прошептала она. – Кубок.

– Не кубок, – сказал я, встретившись с ней взглядом. – Грааль.

– Семеро мучеников, – глубоко вздохнула она, приоткрыв рот от удивления. – А это что за слова?

Я пробежался пальцами по буквам, и их тяжесть теперь отдавалась у меня в жилах.

– Грядет Судный день.

Мы протиснулись в дверной проем. Показалось, что мертвые черепа уставились прямо на нас, когда мы проходили, и между ними горело изображение Святого Грааля. А за порогом нас ждала самая странная комната, которую удалось обнаружить в этом безмолвном склепе. Она была огромной. Заледеневшей от холода. Вряд ли обычный человек мог ожидать найти это в логове одного из проклятых.

– Часовня… – выдохнул я.

Но я никогда не видел подобной часовни. Огромная круглая комната, в которой эхом отдавалась песнь надвигающейся бури. В центре располагался круглый гранитный алтарь, окруженный каменными скамьями. Над ним нависала статуя распятого на колесе Спасителя, а перед ней, словно кающаяся грешница, стояла на коленях моя сестра, положив руки на холодный камень.

В отличие от остальных помещений Кэрнхема стены часовни были украшены не цитатами из Священного Писания, а огромным барельефом, опоясывающим все помещение. Оглядевшись, я увидел сотни фигур, облаченных в старинные доспехи и несущих знамена Единой Веры. Они были участниками какой‑то грандиозной битвы – сражались, убивали и умирали.

– Габриэль, – прошептала Диор. – Посмотри на их зубы…

Приглядевшись, я почувствовал, как по телу пробежал холодок. Хотя на первый взгляд эти воины казались обычными мужчинами и женщинами, но теперь я заметил у них во рту резцы, длинные и острые, как кинжалы.

И я понял, что это не зубы. Клыки.

На полу перед алтарем я увидел пятно, выжженное черным. Я понял, что передо мной опаленный человеческий контур. Он был распростерт на полу, повторяя позу Спасителя, нависшего над ним, и от него не осталось ничего, кроме пепла. Моя сестра стояла на коленях перед ним, склонив голову, словно в молитве, и пряди темно‑синих волос падали ей на лицо, скрывая его.

На алтаре лежала раскрытая книга, а вернее, скульптура, сделанная из того же темного камня. Подойдя ближе, Диор встала рядом со мной, и я увидел, что на левой странице выгравирован знакомый стих – отрывок из пророчества, которому Хлоя научила меня, когда все это только начиналось.

 

Из чаши священной изливается свет,

И верные руки избавят от бед.

Перед святыми давший обет,

Один человек, что вернет небу цвет.

 

Правая страница была похожа на левую, и на ней когда‑то была вырезана еще одна строфа. Но ее разбили каким‑то страшным ударом, а осколки давным‑давно рассыпались в пыль. И все же… на самом краю сквозь трещины еще можно было разобрать буквы.

– Завесу… – Я прищурился, пытаясь разобрать слова. – Что там написано? Темную?

– Тьмы, – прошептала Диор.

Она провела дрожащими пальцами по буквам, произнеся всю фразу вслух:

 

Завесу тьмы с небес сорвав.

 

Девушка посмотрела на меня, и глаза у нее вспыхнули и засияли надеждой.

– Правильная книга стоит сотни клинков.

Значит, это и правда он. Ключ к разгадке, за которой мы пришли сюда. Казалось, в пророчестве должна была быть еще одна половина, в которой, возможно, и говорилось, что должна сделать Диор. Но тот, кто это знал, лежал горстью пепла на полу, а саму строфу разбили вдребезги, и ответы, которые мы искали, так и остались вне досягаемости. Диор опустилась на колени, пытаясь собрать воедино крошечные осколки, пытаясь придать всему этому хоть какой‑то смысл. Я обвел взглядом барельеф, изображающий враждующих сородичей, армии вампиров, убивающих друг друга. Поднял взгляд на статую Спасителя, так похожую на ту, которая находится в Сан‑Мишоне: все, что я сделал, все, чем рисковал, добираясь сюда, теперь колоколом звучало в моей голове.

– Что это, черт возьми, такое, Селин? – спросил я.

Моя сестра все еще стояла на коленях перед кучкой пепла, и голос у нее шипел, переполняясь ненавистью.