Инфер-10

Седьмица помогла во многом, хотя Трэдда знала лишь верхушки. Но она была в курсе, что Седьмица подсказала, какие растения помогут справиться с красной лихорадкой и как приготовить из них действенное лекарство; Седьмица рассказала, как отпугивать обитающих под водой многометровых и слишком уж умных для рыб монстров, раньше свободно вплывавших в руины, а ныне обходящих их стороной; Седьмица указала одно из ничем не примечательных зданий, в чьих подвалах нашлось немало огнестрельного автоматического оружия – и Трэдда была одной из отряда Браво Бланко‑3, также участвовавшего в экспедиции. Они добились выполнения поставленной задачи, хотя потеряли немало бойцов и видели невообразимых тварей.

Да. Седьмица помогала – это правда.

Вот только с годами Трэдда научилась сопоставлять вроде бы никак не связанные друг с другом вещи. Так после той экспедиции за утонувшими арсеналами, примерно через пару недель, их отряд вдруг посадили на баржу и тайно отправили на побережье, где им пришлось штурмовать максимально защищенную племенную крепость, а сломив невероятно ожесточенное сопротивление, умывшись чужой и своей кровью, пробиться внутрь, заложить пакеты, как оказалось, с очень мощной взрывчаткой в ничем не примечательном помещении, активировать таймеры и уйти. Взрыв прозвучал слишком рано, похоронив под обрушившимся зданием нескольких солдат.

Когда они вернулись, им никто не стал объяснять причины атаки на никак не угрожавшее прежде Церре чужое племя, равно как и то, для чего они закладывали взрывчатку и ради чего потеряли столько обученных бойцов. И такое повторялось не единожды: сначала торжественное вознесение к Седьмице, а через пару недель или раньше – новая непонятная миссия. Под конец ветераны уже начали задавать вопросы и впервые услышали ответ, прозвучавший примерно так: «Нужды Церры выше вашего понимания, дебилы. Делайте свою работу и помалкивайте». Так что ответа они не получили, но Трэдда была уверена, что все эти миссии были связаны с Седьмицей и, скорей всего, являлись своего рода оплатой ее советнических услуг. Простой народ об этом и не догадывался, а слишком многое видевшие и слышавшие солдаты редко покидали свои казарменные здания, с чужими не общались и вообще быстро подыхали ради чужих целей. А Церра продолжала процветать…

Хотя кое‑что простой народ все же знал, но подавалось это под вкусным соусом созидания и несомненной пользы для всех. Так проделали с каждой из городских барж – на их носах были тесно выставлены плетеные кадки с растущими из них плодовыми и цветущими растениями, плотная листва давала хорошую тень, спасая пассажиров от солнца, с почти касающихся воды ветвей летела пыльца, с цветов не слазили кормящиеся насекомые, их в свою очередь пожирала выпрыгивающая из воды рыба, а на подводных участках бортов были высажены колонии каких‑то особенных полипов, что серьезно так утяжеляли баржи и ухудшали их плавучесть. В результате КПД барж был максимум процентов тридцать от возможного, но таков был договор с Седьмицей, и все это преподнесли как великое благо для Церры, а тонкости объяснять не стали.

Кроме этого, на многих обжитых зданиях были высажены найденные на окраинах редкие виды лиан и папоротников; был введен бессрочный запрет охотиться на ленивых, жирных, нелетающих птиц, обживших крыши на севере, равно как и на сбор их яиц. Примеров можно привести множество. Но очевидно главное: Седьмица имела большое влияние на патриархов. Раньше Трэдда удивлялась, но теперь просто ушла в закат, и ей стало плевать. И мне она того же пожелала – не парься, мол, амиго. Не посрать ли тебе на игры богатых и властных? Выпей горлодера и давай еще покувыркаемся…

Ну… на самом деле мне тоже было посрать. Но я видел происходящее в городе через исцарапанную и мутную призму далекого прошлого, и от этого на губы так и лезла кривая, злая ухмылка. Охренеть…

Я помнил то изящное здание, стремительно возведенное во времена, когда в этом тонущем городе уже никто ничего не строил, а недвижимость так потеряла в цене, что проще было оставаться и гнить вместе с ней, чем продать за смешную цену и остаться без крыши над головой. Здание выросло в закатные времена – во всех смыслах этого выражения. И стало яркой стартовой точкой к новой жизни для многих – действительно яркой, благодаря тому огромному наружному лифту с прозрачной кабиной.

Почему? Да потому что Седьмица, вернее, место, где обитала эта «сущность» … раньше это было одно из зданий «Атолла Жизни». И раньше именно сюда в установленное заранее время подходили и подплывали те – а улицы уже были под водой, но она достигала пока только колена – кто подписал контракт с «Алоха Кеола» и был готов отправиться в одно из глобальных убежищ. Они входили в темную кабину лифта, сквозь его прозрачные стены со слезами смотрели на рыдающих родственников и друзей из тех, кто пока не решился на этот радикальный шаг, а затем… Затем вдруг вспыхивал яркий свет, начинала играть торжественная музыка, само здание озарялось пульсирующим сиянием, где вспышки визуально шли снизу вверх, и… наполненная светом прозрачная кабина стремительно взлетела вверх, унося «счастливцев» с собой. Все действо очень сильно напоминало старт космической ракеты, взлетающей вдоль причальной мачты к небесам, а сквозь них в черноту космоса – навстречу чему‑то новому и грандиозному. Слезы горя мгновенно высыхали на щеках провожающих и сменялись каплями завистливого пота. Часто сразу же после такого «торжественного» и специально приуроченного к пасмурным дням или сумеркам старта немалое число гоблинов спешило подписать договор с «Атоллом», буквально требуя оказаться в числе пассажиров следующего «взлета».

Знай они о последующей процедуре обезличивания и стирания памяти всех избравших дорогу в «Атолл» … и желания у них бы сильно поубавилось. Внутри здания всех выгружали из лифта, выстраивали в шеренгу, в темпе проводили через все необходимые процедуры, грузили в уже стоящий на крыше летающий транспортник, и тот беззвучно уносил массу людей к одному из готовых принять пополнения куполов. Чаще всего это был Формоз… Тот самый, где ныне царит хаос, где все рушится, где так и не проснувшиеся низушки продолжают храниться в размораживающихся морозильниках и гниют заживо, либо их ждет пробуждение в одном из «чудесных» секторов Мутатерра, где им предстоит очнуться безымянными гоблинами и столкнуться с тем самым выживанием, от которого они и пытались сбежать, будучи жителями этого тонущего города. Круг замкнулся…

И вот спустя столетия я сижу под тенью опутанных паутиной цветущих деревьев, стряхиваю с башки гребаную пыльцу, морщусь от брызг кормящейся за бортом рыбы, перегруженная наросшими на ней полипами баржа везет меня к центру Церры, а я пытаюсь понять, стоило ли вообще придумывать и затевать всю эту хрень с гигаубежищами и консервацией населения планеты… если так и так оно сдохло в муках.

– Хола, амиго! – мощно воняющий застарелым потом старик плюхнулся на отполированную множеством задниц деревянную скамью и смачно сплюнул табачной жижей в кадку с молодым деревцем. – Живи, расти, не сдохни!

– Ты это мне? – поинтересовался я.

– Это я тому горлышку бутылки, что торчит у тебя из мешка. Угостишь парой глотков?

– Легко, – кивнул я, вытягивая бутылку самогона.

Навязанной компании я был рад – незнакомый одиночка всегда привлекает к себе повышенное внимание. А незнакомец в компании со всем известным пьянчугой, каким, похоже, был этот пропитый старик, сразу перестает быть и незнакомым, и одиноким. Чужой становится своим…

А если старик тут надолго, то есть все шансы добраться в его компании до нужного мне места…