Инфер-10
– Вот держи! Мне не жалко! Ничего не жалко! – он уже почти кричал, покрасневший от жары, собственного жира, алкоголя и моих безжалостных слов – Там в лодке! Под кобурой с дробовиком. Если хочешь – можешь выстрелить мне в голову! Мне уже плевать!
– Да нахер мне это надо – буркнул я – Хорошо же сидим. Душевно. Эй, раб! Самогон будешь?
– Буду! И рыбы кусок!
– Кинь ему – кивнул я Мумнбе и тот, что‑то проворчав, ловкими бросками отправил вверх и то и другое.
Там вверху радостно зачавкали, а я, вернувшись, раскурил с помощью старой золотой зажигалки сигару, пыхнул дымом и прислонился плечом к стене, продолжив беседу:
– Надежды… они у тебя есть. И звучат они у тебя в голове примерно так же, как в голове каждого влюбленного мальчишки, мечтающего спасти свою принцессу – вот бы на нее кто напал, а я подскочу и спасу ее! Вот и ты такой же… живешь тут на окраине, выглядываешь опасность, всегда готов предупредить родной город о надвигающейся беде. Ты и бой принять готов. Я ведь не зря про оружие запасенное упомянул. Где‑то есть у тебя нычки и расположены они в заранее обнаруженных огневых точках, откуда ты сможешь вести прицельную стрельбу. Вот почему ты так ловко сделал меня, Мумнба. Не я растерял сноровку. Нет. Просто это твоя территория и ты знаешь тут каждый сантиметр, каждый уголок. Ты тут как рыба в воде и многократно отрепетировал встречу как одиночки вроде меня, так и целой армии. В этом месте никто не может быть лучше тебя. Я неправ?
– К‑хм… зажги и мне сигару…
Кивнув, я выполнил просьбу и, опять убрав сверток с сигарами себе под ляжку – и отдавать не собираюсь – продолжил:
– Поэтому ты втайне рад, что над Церрой нависла угроза с севера. Почему? Потому что в трудные времена вспоминают о тех, кто верно служил прежде. Их возвращают из забвения, окружают заботами, выдают привилегии, они снова в центре событий, а их слова больше не игнорируются, а внимательно выслушиваются и принимаются к исполнению. Скажи мне, рыбак… когда ты перестал быть просто телохранителем? Когда старый дон начал иногда спрашивать у своего верного пса советы и даже иногда прислушиваться к ним?
Жирдяй не ответил. Сидя неподвижной горой сала, он делал глубокие затяжки и молча смотрел, как на стене сражаются огромный богомол и юркий хамелеон.
– В свое время ты был значим. И потеря этой значимости глубоко уязвила тебя. И ты ушел. Стал выжидающим одиночкой. Но твое одиночество затянулось так надолго, что ты не выдержал и из злобного матерого пса превратился в жирного ядовитого моллюска. Да… одиночество та еще отрава, если потреблять неправильно.
– А ты не одинок?
– Я? Я одинок. Снова. Но наши одиночества разные, рыбак.
– Это почему же?
– Я свободен. Хорошо это или плохо, но я свободен. Сегодня я здесь, сижу пью горлодер, курю сигары и смеюсь над тобой, старый жирный и никому ненужный рыбак. Завтра я миную Церру даже не заметив ее красот или уродства и двинусь дальше к горизонту.
– А я? Я тоже так могу!
– В этом и дело – возразил я – Ты не можешь. Прикованный пес не покинет хозяйского двора.
– Я давно никому не служу!
– Служишь. Пусть не прежнему роду, но своей родине. Ты верный пес Церры. Пес, что продолжает охранять свою родину и готов умереть за нее. Ты тот, кого раньше называли забытым ныне словом «патриот». Патриот своей родины. И значит ты прикован к ней намертво. На твоей ноге такая же цепь как на ноге срущего на голову статуи Сесила. И если Сесилу можно даровать свободу, предложить убраться отсюда подальше, и он рванет так, что только пятки засверкают… тебя освободить невозможно. Ты патриот.
– Ты не знаешь меня! Да я люблю Церру, но ты не знаешь меня!
– Спорим знаю? На двадцать винтовочных патронов. Спорим, мои следующие слова тоже будут правдой. Если ошибусь – отдам тебе свои патроны.
– Говори!
– Ты сказал, что платишь две десятины.
– Все платят. Таков закон.
– Но ты сказал это с потаенной гордостью. Спорим, ты платишь десятины точно в срок? Ни разу за все годы не опоздал, а если это и случилось, то только потому что ты физически не мог явиться вовремя.
– Два раза я болел. Лежал пластом. Лихорадка – едва слышно обронил рыбак.
– Платить налоги ты являешься чисто выбритым, причесанным, в лучшей своей одежде. А заплатив, отправляешься в кантину, но не ближайшую, а ту любимую, где ты проводил время во времена, когда был весомым человеком, когда служил дону Матео. Ты усаживаешься на свое любимое место, заказываешь лучшие блюда, выпивку. И проводишь там время до закрытия, небрежными кивками отвечая тем, кто знал тебя по прежним временам. Там же встречаешься со стариками и их знакомым тебе потомством, расспрашиваешь о происходящем в Церре, всячески при этом стараясь не показать жгущего тебя любопытства….
– Хватит!
– Что хватит?
– Ты выиграл спор! Я отдам тебе двадцать патронов!
– Я еще не закончил…
– Сорок патронов к винтовке! Только заткнись уже! Да я он самый! Я патриот! Разве ж это плохо?
– Плохо? Нет – я покачал головой – Без патриотов не выстроить фундамент. Но патриот должен быть в гуще событий, должен быть деятельным, приносящим пользу. А если патриот всеми забыт и живет на окраине мира… это медленно сводит его с ума. Рано или поздно ты свихнешься, Мумнба. Сойдешь с ума, превратишься в тихого помешанного, плавающего на своей лодке по окраинным руинам и все реже навещая город. Или найдешь себе цель среди правящих молодых наследников, оденешься во все лучшее, возьмешь винтовку и явишься в город чтобы убить его…
– Что ты! Я верен себе и родине! Я…
– Бывших как ты не бывает, Мумнба – тихо произнес я – Взгляни на меня. Я сам такой. Я не знаю покоя. Меня все время что‑то жжет изнутри… Разве бывает день, когда ты не думаешь ни о чем из прошлого? Бывает?
– Нет… не бывает…
– И не будет. Не хочешь сойти с ума – займись чем‑нибудь. Сколоти свой отряд, породи новое племя.
– Я уже стар…
– Да плевать. Лучше умереть в пути, чем сдохнуть всеми забытым у ног пляшущего на лбу статуи голого придурка с обосранной жопой. Кстати, его ты взял сюда не из желания воспитать и выбить из него дурь. Нет. Тебя сжигает одиночество. А он – хоть какая‑то компания. Спорим ты часами сидишь здесь просто так?
– Я не буду больше с тобой спорить, амиго.
– И мне ты рад тоже из‑за одиночества. Проплыви я мимо – ты бы нагнал, окликнул, навязал бы свою компанию.
– Кто ты такой, Оди? Я уже начинаю ненавидеть тебя…
