Инквизитор. Божьим промыслом. Книга 15. Чернила и перья

Фон Готт и Кляйбер заждались его в коридоре, оруженосец так и вовсе заснул на стуле, сидя с куском пирога в руке. И они возвращаются в отведённые для него покои. В комнате его духота, но Гюнтер так встряхнул перину, а барон так за день вымотался, что лёг тут же и уснул, и до рассвета даже и не просыпался ни разу.

 

Глава 9

На рассвете он мылся с удовольствием, хотя… Да, под ключицей всё ещё покалывало, и от ключицы боль неприятно отдавала в руку. Нет, конечно, это были не те ощущения, что терзали его в живописной долине Цирля, но всё равно. Неприятное напоминание. А пока Гюнтер подавал ему чистое исподнее, вошёл фон Готт и сказал:

– Сеньор, к вам канцлер местный просится. Пришёл спозаранку. Не спится ему чего‑то.

Как всегда, в манере этого молодого человека, впрочем, уже сложившегося воина, слышалась какая‑то небрежность. Та самая солдатская небрежность, которую он не стесняется употреблять на счёт всяких людей мирных. У Волкова под ключицей покалывало, а тут ещё этот балбес со своей солдафонской спесью. Но сейчас генералу было не до манер своего оруженосца; признаться, этот ранний визит канцлера застал его врасплох. Он даже удивился на мгновение и переспросил:

– Канцлер? – Волков не мог поверить, что такой вельможа может вот так запросто заявиться к нему в такую рань, презрев всякие условности, даже без предварительного согласования визита. – Неужели самолично?

– Канцлер Её Высочества Брудервальд, он так представился, а кто уж он там на самом деле, почём мне знать, – всё с тем же пренебрежением продолжал молодой человек. – Может, и мошенник какой, что выдаёт себя за канцлера.

– Придержите свой язык, фон Готт, – тут уже генерал не выдерживает и замечает ему строго, но без злости, – последнее время стали позволять себе лишнее. Идите и скажите канцлеру, что я приму его примерно через минуту. Да убавьте свою спесь, вежливо говорите с ним, он важный сановник. Он из фамилии Винцлау, между прочим, – генерал заканчивает с бельём и говорит Гюнтеру: – Одежду подавай. Побыстрее. Что там чистое есть?

А одежды‑то у него осталось немного, выбирать особо не из чего. Ехал‑то на войну, много платья брать не стал. А то, что взял, так мошенник и убийца трактирщик со своей семейкой украл, попачкал или попортил. Больше было у генерала одежды военной, а кроме плотных стёганок да тонких гамбезонов всего одно приличное, невоенное платье, костюм синего шёлка с расшитым серебром колетом. Хоть не новый уже, но всё ещё сохранивший надобный для случая вид.

– Неси его и чёрные чулки к нему, – распорядился барон.

Господин Брудервальд видом своим генерала не удивил, это был видный, коротко стриженный, уже седой мужчина. Одежда его, как и положено одежде южан, была из хорошего шёлка, но не яркая, на пальцах были два золотых перстня, один с каким‑то гербом, его Волков разобрать не смог, а второй перстень был с хорошим гранатом. Обувь его была не новой и мягкой, но бросалась в глаза его походка. У него было что‑то с ногами. По виду канцлера нельзя было сказать, что этот человек богат и принадлежит к высшей аристократии такой земли, как Винцлау. А вот пришёл он не один, с ним был какой‑то чиновник с ларцом.

«Вот так встретишь его на улице и уж не подумаешь, что он дядюшка принцессы и что может волею своею созвать ландтаг; скорее горожанин какой‑то, не банкир, конечно, но из нобилей первых».

– Барон Рабенбург, – господин канцлер кланяется Волкову весьма учтиво и улыбается. – Уж извините, что вот так спозаранку, по‑стариковски, нагрянул к вам.

А генерал кланяется ему низко и галантно, как принято при дворе Ребенрее.

– Господин канцлер. Рад, что зашли, рад знакомству и, признаться, удивлён вашему радушию и простоте, – Волков разводит руками. – Канцлера Ребенрее увидать – так в приёмной ещё постоять часок придётся.

– Ну, как же не прийти к такому герою, – отвечает ему господин Брудервальд весьма благодушно, – к истинному рыцарю, коих сейчас и не осталось уже. Инхаберин обещала представить меня вам, так она спит ещё. А я давно не сплю, всё дела. Вот и решил к вам зайти, узнать, не спите ли, если нет, то и познакомиться.

Нет, не верил генерал такой вот человеческой простоте канцлера. Канцлеры великих домов добродушием и прямотой не отличаются. По природе своей канцлеры должны быть хитры и в интригах искусны. А уж ежели какой канцлер пережил уже двух своих сеньоров и берётся решать судьбу третьей, тот и вовсе царедворец первостатейный. Иначе и быть не может. Тем не менее Волков виду не показывает. Он улыбается гостю:

– И я очень рад, что вы так решили. Чем больше таких знакомств, тем крепче союз между домами Винцлау и Ребенрее.

– Разумеется, разумеется, – сразу и с жаром соглашается господин Брудервальд. А Волков же про себя думает: «Разумеется? Что разумеется? Крепить союз между домами или собирать ландтаг для выдвижения своего кандидата?». Но так как канцлер мысли барона не слышит, он и продолжает: – И вот посему я решил зайти и самолично вас отблагодарить, дорогой барон, за поистине героическое спасение нашей принцессы Оливии, – канцлер жестом подзывает к себе чиновника с ларцом, что пришёл с ним, и когда тот подходит, он раскрывает ларец.

– Истинный рыцарский подвиг должен быть вознаграждён.

Теперь генерал видит, что лежит в ларце, а там на красном бархате лежит золотая цепь. Цепь хоть на вид и не тяжёлая, но работы наипревосходнейшей. Она красиво разложена на бархате, а в центре цепи находится медаль с выбитым на ней голубем, символом дома Винцлау. Ну да… Ну да… Цепь однозначно хороша.

Может, он предпочёл бы тысячу полновесных цехинов или тяжёлых папских флоринов, которые помогли бы ему наконец завершить строительство замка, но такая цепь… Она тоже дорогого стоила. Прижимистый его сеньор одаривал его лишь серебряными цепями. Двумя. Видно, по забывчивости. Что ж… Теперь у него есть и золотая. И генералу нужно было сказать полагающиеся слова, слова скромности:

– Уж и не знаю, что сказать вам, господин канцлер. Вознаграждение королевское. Цепь великолепна.

– Спасённая вами наша инхаберин говорит о вас как о непревзойдённом герое, – он тут делает паузу и, как показалось генералу, едва удерживается, чтобы не усмехнуться, но, может, Волкову это лишь показалось; а после канцлер продолжает: – Принцесса выражается о вас в тонах восхищённых, рассказывает, что вы лично своим мечом прокладывали ей путь к свободе, уверен, что вы заслужили награду, которой удостоены самые заслуженные господа земли Винцлау.

– Благодарю вас, господин канцлер, то великая честь, – отвечает ему Волков и снова низко кланяется.

«Ничего, спина, как говорится, не переломится».