Исайя. Сердце однолюба

Я открываю дверь и просто пулей бегу в детскую, закрываю дверь на ключ, словно это может помочь. Спиной к двери прислоняюсь, а ладони прикладываю к груди, где бешено стучит сердце.

Что это сейчас было? Наваждение какое‑то, не иначе. Как еще объяснить эту странную реакцию? Я же его ненавижу! Как я могу его хотеть? Это просто стресс…

Я пыталась себя уговорить, что это просто стресс или что‑то такое, но по влаге между ног я понимала, что влипла. Я не хочу его хотеть. Только не Исайю. Это насмешка судьбы.

Я отошла от двери и легла на кровать рядом с Риной. Я сделаю вид, что ничего не было. Я беззвучно засмеялась. Ничего и не было! Я себе напридумывала что‑то. Какая же дура, с ума сойти.

Катарина заворочалась во сне и обняла мою руку. Мое сердце тут же наполнилось нежностью к этой малышке. Мысли о ее отце отошли на второй план. Девочка смешко причмокнула губами, я не удержалась, поцеловала ее в лобик. А потом сама не заметила, как уснула.

Малая проснулась и сразу же начала меня будить. Я открыла глаза и немного поиграла с ней в кровати. Обожаю эти моменты, когда она просыпается, столько любви в ней после сна. Но длится это недолго, Катарина находит более важные дела, чем обнимашки со мной. Она снова пошла проверять свои игрушки, а я поняла, что безумно хочу кушать. Я не ела больше суток. По моим ощущениям, мы спали часа три, значит, и малышке скоро кушать.

– Пойдем на кухню? – спрашиваю у девчушки. – Поищем что‑то в холодильнике? Может, там есть что‑то сладкое.

– Банан? – уточняет Рина.

– Может и банан, а может, яблоко!

– Хочу яблоко!

– Тогда пойдем искать.

Мы с Риной выходим из комнаты, и я быстро бросаю взгляд на дверь кабинета Исайи, закрыта. Вот и хорошо. Мы спускаемся по лестнице и идем на кухню. Вроде правильно, если я верно запомнила путь. Мы находим кухню, и я сразу вижу там детский стульчик.

– Солнышко, смотри, какой у тебя стул красивый! Какого цвета?

– Розовый, – отвечает по‑детски.

– Хочешь сюда сесть?

– Да!

Я подхватываю малышку на руки и сажаю на стул. Сердце пропускает удар. Исайя прочитал список, что я ему оставила…

На плите готов обед. Там я нахожу небольшую кастрюлю с супом из фрикаделек и графин с компотом, понимаю, что кто‑то приготовил это специально для Катарины. К супу я нарезаю ломтики огурцов и наливаю компот. Ставлю все перед малышкой. Она с удовольствием начинает кушать.

У меня урчит живот, но я не решаюсь есть то, что приготовили для Рины, надо что‑то другое поискать. И когда я собираюсь это сделать, на кухню заходит Малика и кидает на меня злобный взгляд.

– Проснулись? Наконец‑то. У девочки сильно сбит график сна, – говорит она.

Я только сейчас смогла ее внимательно рассмотреть. На вид ей около тридцати лет, плюс‑минус. Высокая, стройная, с черными волосами и карими глазами. Ее можно было бы назвать красивой, если бы эта мразь не ударила моего ребенка.

– Тебе‑то что? – грубо отвечаю я.

– Я воспитатель высшей категории! И когда ребенок спит в обед четыре часа – это не нормально.

– У нее был стресс и много новых эмоций.

– И что? Они в этом возрасте как рыбы, все забывают через пять секунд. Их надо воспитывать, как собак, все должно быть отработано по одному сценарию. Вообще я пришла сказать, чтобы ты написала мне ваше расписание, и я все изменю под свой стандарт.

– Нет, – говорю и складываю руки на груди.

– С этого дня я занимаюсь девочкой, Исайя так сказал.

– Ты к ней не прикоснешься, – шагаю на нее, я просто в доле секунды от того, чтобы оттаскать ее за волосы. – А если попробуешь, я возьму молоток для мяса и переломаю тебе руки, – говорю с улыбкой, чтобы Рина ничего не поняла.

– Что? Ты кто такая? Сразу видно, что ты девка с улицы, которая ничего не понимает в воспитании ребенка!

– Бить двухлетнего ребенка – воспитание?

– Ой, подумаешь, ударила по жопе разок, что здесь такого?

Я его даже не вижу, но уже чувствую. Исайя заходит к нам, по его виду я понимаю, что он слышал весь наш разговор. Малика нервно сглатывает и оборачивается к мужчине. От нее волнами исходит страх.

– Лера, возьми ребенка и поднимитесь к себе, – я вздрагиваю от его голоса.

Понимаю, что лучше не спорить. Я хватаю Рину, ее тарелку с супом и компот. Она начинает недовольно кричать, я ее успокаиваю, и она сама топает к выходу.

Как только мы вышли, Малика начинает плакать и умолять.

– Прошу, пощади‑и! – говорит она.

– Хорошо, – холодным голосом отвечает Иманов. – Возьми молоток для мяса и ударь десять раз себя по руке…

Я вздрагиваю и ускоряю шаг. Я не хочу это слушать. Не хочу ничего знать. Когда я говорила про молоток, то говорила это для яркости речи, я бы не смогла так сделать. Но я не Исайя Иманов. Он решает вопросы по‑другому.

 

Глава 10

 

Лера

Катарина ни в какую не хочет возвращаться наверх. Я кое‑как уговорила ее доесть суп, а потом мы продолжили изучать дом. Мои мысли были далеко. Я сама себя поймала на том, что прислушиваюсь к происходящему на кухне. Хоть мы и далеко и я не могу ничего услышать…

Меня очень сильно поразил этот момент. Я отвыкла от жестокости. Холодный, безэмоциональный голос Исайи, который предлагает Малике ударить себя по руке. Это просто ужас какой‑то.

– Мама, идем на улицу! – говорит Рина и дергает ручку.

Как я не уследила? Ругаю себя последними словами и бегу к малой.

– Нет, мы не пойдем на улицу, тут собаки! – говорю я и пытаюсь взять девчушку на руки.

– Я хочу гулять!

– Катарина, мы идем домой, – оглядываюсь по сторонам, может эти рычащие монстры где‑то притаились.

– Собаки в вольере, – послышался мужской голос.

Я вздрагиваю и резко поворачиваюсь. Привалившись спиной к стене, стоит мужчина и курит. На вид ему около сорока, высокий, широкоплечий, с карими глазами и волосами, тронутыми сединой на висках.

– Я не уверена, что нам можно выходить, – говорю я.

– Можно, – усмехается и осматривает меня с головы до ног, причем голова его не очень интересует.