Исайя. Сердце однолюба

Не знаю, сколько проходит времени, собаки замолчали, но никуда не ушли. Я понимаю, что не могу здесь остаться на ночь, мне нужна помощь. Я поднимаюсь на ноги, собаки становятся следом.

– Помогите! – кричу я во всю силу легких. – Спасите! Я в вольере! Умоляю!

Я кричу, и кричу, и кричу, но всем пофиг на мои мольбы. Никто не придет. Я падаю обратно без сил. Ложусь на холодный пол в позе эмбриона и пытаюсь не сойти с ума. Я хочу есть, пить, хочу к своей малышке…

Исайя же увидит, что меня нет, и придет за мной, правда? Как бы он меня не ненавидел, я же живой человек! Никогда бы не подумала, что буду мечтать, чтобы Исайя Иманов нашел меня как можно быстрее и спас.

Я лежала и смотрела на звезды, время шло, за мной никто так и не пришел, я сама не заметила, как провалилась в тревожный сон.

Проснулась рывком. Я чувствовала чье‑то присутствие. Я открыла глаза и не могла понять, где нахожусь. Воспоминания, словно торнадо, напомнили об ужасах вчерашнего дня.

Небо было предрассветным, уже все хорошо было видно. Я посмотрела вниз на себя, футболка задралась на талии, оголяя ноги и бедра, я тут же ее поправила и села. Посмотрела на вход в вольер, там стоял Исайя, курил.

– Может, посадить тебя на цепь? – спросил, затягиваясь никотином.

– Может, тебе пойти на хрен? – огрызаюсь я.

– Выходи, – открывает дверцу.

Я поднимаюсь на ноги и задерживаю дыхание, когда вижу, что у его ног лежат собаки. Смотрю на них с ужасом.

– Они не тронут.

Я ему не верю! Но выбора у меня нет, он больше предлагать выйти не будет, оставит здесь. Я собираю в кулак все свое мужество и выхожу из вольера.

Подхожу к Иманову, и внутри такая ненависть и обида. Эти чувства раздирают меня изнутри. Сама не отдаю себе отчета, что собираюсь сделать, и бью его по лицу. Руку тут же простреливает болью. Я уверена, что причинила себе больший вред, чем ему. Но я ухмыляюсь, когда вижу, что на его коже красный след от удара.

Он стискивает челюсти и шагает ко мне.

Убьет.

На его скулах играют желваки, а ноздри раздуваются, как у хищника, в глазах обещание боли и страданий.

– Иди в дом, – цедит сквозь зубы.

– Не пойду я в этот чертов дома! Ты не заставишь!

Смотрим друг другу в глаза. Никто не хочет уступать.

А потом… Потом я сама срываюсь с места и бегу к дому.

 

Глава 7

 

Лера

Я бегу так быстро, как только могу. И сейчас мне пофиг на все. Если встречу по дороге собаку, которая попытается меня замедлить, дам ей бой.

Мне же не показалось?..

Краем глаза замечаю, что на улице стоят люди, видимо, охрана. Я уже рядом со ступенями и вижу Катарину. Малышка заходится рыданиями, кричит и пытается слезть с рук. Ее держит какая‑то женщина.

– Тише! Хватит кричать, замолчи ты уже! – грубо говорит, а потом шлепает ее по попе.

И у меня в мозгу происходит короткое замыкание. Я забегаю вверх по ступеням и забираю своего ребенка из рук этой убогой.

– Ты кто такая? – визжит женщина.

А я на нее не обращаю никакого внимания.

– Мама, – всхлипывает ребенок и обнимает меня крепко‑крепко за шею.

Я чувствую, как ее тельце трясется от рыданий. У меня у самой слезы на глазах. Я прижимаю ее в ответ, целую, вдыхаю любимый запах.

– Моя хорошая, моя любимая девочка, – воркую я. – Я здесь, я с тобой, все хорошо.

Рина плачет еще сильнее, у нее истерика.

– Ты кто такая, я спрашиваю?!

Я ее просто игнорирую, захожу с малышкой в дом и сажусь в ближайшее кресло.

– Моя маленькая, я так тебя люблю, – целую щечки. – Я так скучала по тебе. Я больше никогда тебя не оставлю. Все хорошо, все хорошо, – укачивала малышку.

А у самой столько мыслей в голове.

Как Рина оказалась здесь? Вчера она уже была в этом доме? Почему Исайя сказал, что я ее больше не увижу? Он собрался ее куда‑то вывезти? Или меня? Я не позволю! Только через мой труп! Что за извращенную игру он ведет? В нем осталось хоть что‑то человеческое?!

– Вот! Она! – снова слышу, как говорит эта женщина.

Рина вздрагивает и поджимает губки.

– Лера, отдай ребенка Малике, – говорит Иманов.

– Нет.

– Это была не просьба.

– Мне плевать, что это было. Я не отдам ребенка ей.

Смотрю только на Исайю. Его губы превращаются в тонкую линию. Сейчас ему совершенно не нравится мое неповиновение.

– Я сказал… – шагает ко мне.

Рина снова начинает плакать, он отступает и с силой проводит по лицу.

– Пусть она замолчит, – цедит сквозь стиснутые зубы.

Мне хочется расцарапать ему рожу. Какой ублюдок.

– Нам нужна комната. И покажи, где кухня, – спокойно говорю я, но сама далека от этого состояния.

– Пойдем, – говорит мужчина.

Я встаю, вместе с Риной и иду за ее отцом.

Он ни разу не посмотрел на девочку. Неужели ему все равно? Я не понимаю… Да, у него горе, он потерял жену, но и малышка потеряла мать! А получается, что и отца…

Я хочу задать столько вопросов, да просто по‑человечески поговорить. Не по душам, нет, мне нафиг не нужна его душа! Я хочу поговорить о Катарине и о том, как сделать для нее самые комфортные условия.

– Ты привез ее сюда еще вчера? – спрашиваю спокойным тоном, глажу малышку по спине.

– Да.

– Почему мне не сказал? Я с ума чуть не сошла.