Исключительное право Адель Фабер

– Тогда самое время, – я ободряюще улыбнулась ему, незаметно бросив взгляд на Себастьяна, который, казалось, ушел глубоко в свои мысли. – Уверена, бабушке будет интересно. Особенно те рисунки с морскими звездами, о которых ты рассказывал за обедом.

Мадам Мелва бросила на меня проницательный взгляд, в котором читалось понимание моего маневра, но не возразила. Она промокнула губы салфеткой и поднялась, расправляя складки своего темно‑зеленого платья.

– Что ж, пойдем, дитя мое, – сказала она, протягивая руку внуку. – Покажешь мне своих морских чудовищ. Только не забудь принести лампу поярче – мои глаза уже не те, что прежде.

Вскоре они удалились, оставив нас с Себастьяном наедине в огромной столовой, внезапно ставшей слишком просторной и пустой для двоих. Но муж продолжал молчать, задумчиво вертя в длинных пальцах бокал с рубиновым вином, не глядя на меня.

– Что‑то случилось? – наконец спросила я, когда пауза затянулась настолько, что стала почти осязаемой.

– Я встречался со своим поверенным, – медленно произнес он, оторвав взгляд от бокала и пристально на меня посмотрев. – По вопросу прошения о разводе.

– И? – я непроизвольно выпрямила спину, почувствовав, как напрягаются мышцы, готовые к обороне.

– Я думаю отозвать его, – он отставил бокал и подался вперед, опираясь локтями о стол, нарушая все правила этикета, которые сам же так рьяно соблюдал обычно.

– У нас соглашение, – напомнила я, рывком поднимаясь со стула.

– Я передумал, – коротко бросил муж, его тонкие губы сжались в упрямую линию.

– Что ж, как пожелаешь, – я обошла стол, чувствуя, как бурлит внутри гнев, – но жить в этом доме я более не намерена. Мне надоело притворство. Надоели приемы, лживые улыбки и шепот за спиной. Я хочу оказаться как можно дальше от столицы и жить так, как мне хочется.

– Ты говоришь, как сумасшедшая, – он нервно дернулся в кресле, и на мгновение его маска хладнокровия соскользнула, обнажив растерянность. – Женщина твоего положения не может просто уехать и жить как ей вздумается.

– Не может? – я горько усмехнулась, останавливаясь у высокого окна, за которым уже сгустились сумерки. – Или ей не позволяют? Разница существенная, не находишь?

– Чего ты от меня хочешь? – муж резко поднялся, опрокинув бокал с вином, и шагнул ближе. – Я предлагаю тебе вернуться к прежним отношениям. Ради сына, ради положения в обществе. Я даже готов… – он запнулся, словно слова давались ему с трудом, – я готов дать тебе больше свободы. Позволить заниматься благотворительностью или чем там обычно занимаются женщины твоего круга.

Я смотрела на него, а перед глазами проносились образы из памяти Адель – как он игнорировал её на приемах, оставляя одну среди хищных улыбок и оценивающих взглядов; как заставлял надевать открытые платья в холодную погоду, глухой к её робким возражениям; как оставлял наедине с мужчинами, чьи намерения были более чем очевидны. И мои собственные воспоминания – его насмешки, его угрозы, его попытки манипулировать мной.

– Не впутывай сюда Этьена, – резче, чем следовало, ответила я, невольно отступив в сторону, увеличивая расстояние между нами. – Он достаточно взрослый, чтобы понять, что его родители не могут жить вместе. И достаточно умен, чтобы видеть, как ты относился ко мне все эти годы. Как использовал меня. Как обращался словно с красивой куклой, которую можно выставлять напоказ, когда нужно, и запирать в шкаф, когда надоест.

– Ты… – осекся муж, сжав кулаки так, что побелели костяшки. – Я не узнаю тебя. Ты говоришь странные вещи. Непозволительные для женщины твоего круга.

– Может быть, я просто наконец‑то говорю то, что думаю, – я скрестила руки на груди, глядя ему прямо в глаза. Мой голос звучал твердо, хотя внутри все дрожало от напряжения. – Без страха, без оглядки на твое мнение или мнение общества. Может быть, та болезнь не только отняла силы, но и дала кое‑что взамен – понимание, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на страх и молчание.

Себастьян не ответил, просто смотрел на меня долгим, непонятным взглядом. В его глазах боролись противоречивые эмоции – гнев, недоумение и что‑то еще, что я не могла разгадать. На лбу пролегла глубокая морщина, а пальцы нервно теребили манжету, как делал Этьен, когда волновался. Затем, так и не сказав больше ни слова, он резко развернулся и вышел, хлопнув тяжелой дубовой дверью так, что дрогнули хрустальные подвески на люстре.

Я же опустилась в ближайшее кресло, чувствуя, как дрожат колени. Этот разговор забрал у меня больше сил, чем я ожидала.

 

Глава 7

 

Неделя, казалось, тянулась бесконечно. Дни сливались в однообразную череду обязательных приемов пищи, прогулок, разговоров и ожидания. Я старалась проводить с Этьеном как можно больше времени, зная, что это, возможно, последние наши встречи. Мы ходили в музей, в книжные лавки, просто гуляли по парку, разговаривая обо всем на свете. Я слушала его мечты, его планы, его страхи, и с каждым днем все труднее было представить, что скоро я его оставлю. Но каждый раз, когда эта мысль приходила мне в голову, я вспоминала слова Себастьяна, его взгляд, его отношение к Адель, и понимала, что не могу остаться. Ни ради себя, ни ради него, ни ради даже Этьена.

Себастьян после нашего разговора стал еще более замкнутым и мрачным. Он почти не разговаривал со мной, иногда бросая лишь короткие фразы по делу. С сыном он был ровен, но холоден – как и прежде. Мне казалось, он изо всех сил пытается сдержать гнев, кипящий в нем.

Мадам Мелва наблюдала за нами всеми с нечитаемым выражением лица. Несколько раз я ловила на себе ее оценивающий взгляд, но она не заговаривала со мной о моих планах, за что я была ей благодарна.

Наконец наступил последний вечер перед отъездом Этьена в Академию. Мы сидели в зеленой гостиной, и мальчик с увлечением рассказывал о научной экспедиции, в которой надеялся участвовать в следующем семестре.

– Профессор Ламбер говорит, что мы сможем добраться до самых северных островов, если погода будет благоприятной, – его глаза горели энтузиазмом. – Представляешь, мама? Никто из наших еще не забирался так далеко!

– Это опасно, – заметил Себастьян, не отрываясь от книги, которую читал у камина. – Северные моря капризны даже летом.

– Но с нами будут опытные моряки, – возразил Этьен. – И мы плывем не зимой, а в начале лета.

– Все равно это безрассудство, – отец захлопнул книгу. – Я напишу профессору Ламберу и…

– Пожалуйста, не надо! – в голосе мальчика звучало отчаяние. – Это такая возможность! Мама, скажи ему!

Я посмотрела на Этьена, затем на Себастьяна, и решительно произнесла:

– Я думаю, ему стоит поехать. Жизнь без риска – не жизнь вовсе, а существование. Этьен должен увидеть мир, испытать себя.

Себастьян бросил на меня неожиданно злой взгляд.

– Легко говорить о риске, когда не твой единственный наследник отправляется в опасное плавание.

– Он и мой сын тоже, – ровным голосом ответила я. – И я хочу, чтобы он прожил полную жизнь, а не ту, которую кто‑то считает правильной для него.