Исключительное право Адель Фабер

Размышляя об этом, я почти дошла до дома, когда заметила необычное оживление во дворе. Двое крепких молодых мужчин разгружали телегу с досками и инструментами, а Пьер, стоя рядом, давал им указания. Заметив меня, садовник приветственно взмахнул рукой:

– А вот и госпожа! – воскликнул он. – Как раз вовремя. Это мои сыновья, Филипп и Жан, – он указал на мужчин. – Готовы приступить к работам хоть сейчас.

Филипп, высокий и широкоплечий, с русыми волосами, собранными в хвост, и Жан, чуть ниже ростом, но такой же крепкий, с тёмными кудрями и внимательным взглядом, синхронно поклонились мне, выказывая почтение.

– Рада знакомству, – я улыбнулась им. – Ваш отец много рассказывал о вас.

– Мы не подведём, госпожа, – серьёзно сказал Филипп. – Отец говорит, тут работы на месяцы, но мы начнём с самого необходимого. Кровлю подправим, окна застеклим и…

– И конюшни, – добавила я, вспомнив о своём обещании Жерому. – Нужно оценить их состояние и приступить к восстановлению.

Братья удивлённо переглянулись, а Пьер вопросительно поднял бровь:

– Конюшни, госпожа? Вы собираетесь держать лошадей?

– Возможно, – загадочно улыбнулась я. – Завтра к нам придёт мастер‑коневод для оценки.

– Сделаем, госпожа, – заверил меня Пьер и неловко улыбнулся.

Задерживаться более во дворе я не стала и поспешила в дом. Быстро пересекла холл и направилась в малую гостиную. Там Марта хлопотала у постели раненого, осторожно поднося к его губам ложку с куриным бульоном. Незнакомец, приподнятый на подушках, выглядел всё ещё бледным и измождённым, но его взгляд был ясным и осмысленным. Заметив меня, он попытался приподняться чуть выше, но Марта его удержала.

– Лежите спокойно, господин, – строго сказала она. – Вам нельзя делать резких движений.

Я подошла ближе, внимательно рассматривая нашего гостя. В сознании, с осмысленным взглядом, он выглядел иначе – черты лица казались более благородными, а в тёмных глазах читался острый ум.

– Рада видеть, что вам лучше, – произнесла я, останавливаясь у изголовья. – Я мадам Адель Фабер, владелица этого поместья.

– Томас, – хрипло ответил он. – Томас Барнс. И я в неоплатном долгу перед вами, мадам.

– Не стоит благодарности, – покачала я головой. – Любой поступил бы так же, найдя раненого.

– Не любой, – возразил Томас, и его глаза на мгновение затуманились, словно он вспомнил что‑то неприятное. – Особенно учитывая обстоятельства.

Я хотела расспросить его об этих «обстоятельствах» – о ране, о том, почему он не хотел, чтобы мы вызывали доктора, о том, кто его преследует, но заметила, как трудно дался ему даже этот короткий разговор. Веки Томаса тяжелели, а дыхание становилось прерывистым.

– Вам нужно отдохнуть, – мягко сказала я. – Мы ещё успеем поговорить, когда вы наберётесь сил.

– Да, – он с благодарностью кивнул. – Пожалуй… – все же недоговорил мужчина, его глаза закрылись, и он погрузился в спокойный сон, без прежнего лихорадочного метания.

Я обменялась взглядами с Мартой, и она одобрительно кивнула:

– Теперь он точно поправится, госпожа. Ему просто нужно время.

Когда Томас заснул, я решила, что самое время, наконец, осмотреть свой новый дом более внимательно. За эти пару дней я только и делала, что спешила, бегала, организовывала работы, но так и не изучила поместье как следует. А ведь там могли быть ценные вещи, оставшиеся от тётушки, или просто интересные находки.

– Люси, – обратилась я к дочери Марты, которая как раз вернулась с полной корзиной мусора, – ты не могла бы присмотреть за нашим гостем, пока я осмотрю дом?

– Конечно, госпожа, – девушка присела в лёгком книксене. – Я никуда не уйду, и если ему что‑то понадобится, сразу позову вас или маму.

Удовлетворённая её ответом, я тотчас отправилась на исследование. Начать решила со второго этажа, где находились спальни и личные комнаты. Широкая лестница, несмотря на многолетнее запустение, всё ещё сохраняла величественный вид. Резные дубовые перила, украшенные замысловатым растительным орнаментом, были покрыты слоем пыли, но дерево оставалось крепким и добротным.

На втором этаже открывался длинный коридор с дверями по обеим сторонам. Первая дверь справа вела в просторную спальню, судя по всему, когда‑то принадлежавшую тётушке Элизе. Покрытая пылью и паутиной мебель сохранилась довольно хорошо: массивная кровать с балдахином, туалетный столик с помутневшим зеркалом, платяной шкаф, пара кресел у камина. На стенах висели потускневшие от времени картины, изображавшие пейзажи и натюрморты.

Я подошла к туалетному столику и осторожно выдвинула верхний ящик. Он был пуст, если не считать забытой ленты для волос и сломанной перламутровой шпильки. Остальные ящики тоже оказались почти пустыми – видимо, ценные вещи забрали слуги после смерти тётушки.

Следующая комната оказалась небольшой библиотекой или кабинетом. Книжные шкафы, заполненные томами в потёртых переплётах, занимали две стены от пола до потолка. У окна стоял письменный стол, поверхность которого была покрыта таким толстым слоем пыли, что на нём легко можно было писать пальцем.

Заинтригованная, я подошла к книжным полкам. Многие книги пострадали от сырости, но некоторые сохранились довольно хорошо. Я с удивлением обнаружила, что большинство из них были на разных языках. Судя по всему, тётушка Элиза была образованной женщиной с широким кругом интересов.

На одной из полок я нашла несколько альбомов с эскизами растений – каждый рисунок был выполнен с поразительной точностью и сопровождался подробными заметками о свойствах и местах произрастания. «Так вот почему в саду было так много лекарственных растений», – подумала я, вспомнив слова Пьера о «целебном саде».

У письменного стола я задержалась дольше. Осторожно выдвигая ящики один за другим, я обнаружила письменные принадлежности, счетные книги, какие‑то записи хозяйственного характера. В нижнем ящике нашлась пачка писем, перевязанных выцветшей лентой. Я не стала их читать, решив, что на это нужно выделить отдельное время, и покинула пыльное и немного мрачное помещение, продолжив экскурсию.

Следующими были несколько гостевых спален, однообразно обставленных и почти не сохранивших индивидуальных черт. В одной из них я обнаружила забытый кем‑то медальон с миниатюрным портретом внутри – молодой офицер в форме смотрел на меня с едва уловимой улыбкой. Кто это был? Возлюбленный какой‑нибудь гостьи? Или, может быть, покойный сын тётушки Элизы, о котором я ничего не знала?

В дальнем конце коридора находилась маленькая комнатка, которая, видимо, принадлежала горничной – скромная узкая кровать, комод для одежды, маленькое зеркало на стене. Здесь почти не было личных вещей, только забытый молитвенник на прикроватном столике.

Закончив с верхним этажом, я спустилась вниз, чтобы осмотреть остальные помещения. Парадная столовая поражала размерами – длинный обеденный стол из тёмного дерева мог вместить не меньше двадцати человек. На стенах висели охотничьи трофеи и старинные гобелены, изображавшие сцены охоты и сельской жизни.