Искупление злодейки

Его крупный силуэт угадывался среди теней. Израненный, грязный, закованный в цепи, в одних лишь хлопчатых штанах монстр сидел на полу, согнув ноги в коленях и уперевшись спиной и затылком в стену. Его руки были над головой – прикованы. Глаза закрыты.

Свет из крохотного оконца под потолком падал на его лицо белой линией, будто рассекая его на две части. Светлую и тёмную. В этом было что‑то волнующее… Я застыла, впитывая глазами странный образ.

Несмотря на бледность, измученность и даже грязь – я могла сказать, что лицо у мужчины было красивым. Хотя я мало в этом понимала… но мне так казалось. Это было какое‑то ощущение, идущее изнутри. Инстинкт. Мы же определяем, что цветок пахнет вкусно, а гнилое мясо – до отвращения противно? Так и здесь… Я просто вижу… Что он по‑мужски красив. Что наверняка он нравится девушкам. Наверное, он, как и Янтар… умеет любить.

На густых чёрных ресницах и на растрёпанных тёмных волосах серебрился иней. Широкая голая грудь с развитыми мышцами тяжело вздымалась от дыхания.

Он здесь уже трое суток без еды и воды.

Ни матраса, ни пледа, ни даже сена ему не бросили, а холод стоял невыносимый. Сквозь крохотное решётчатое окошко под потолком внутрь проникали снежинки. Я бы окоченела здесь за пару часов. Но этот мужчина был оборотнем – поэтому от его израненного тела исходил пар.

Надо было мне зайти, разбудить, представиться, но вместо этого я продолжала смотреть… Опустила взгляд ниже. И застряла им на кубиках пресса.

Это было впервые, когда я так близко видела мужское тело без бинтов или одежды. И увиденное меня удивило… Я даже невольно стала эти кубики считать… И даже коснулась свободной рукой своего живота… Но там кубиков, конечно, не было.

Всё тело мужчины казалось твёрдым… Каменным даже. Кожа куда смуглее, чем у меня или, например, у Янтара.

А ещё… шрамы. Как же их много! От когтей, от зубов, от стали…

И раны… Почерневшие, кровавые. Некоторые нужно бы обработать, иначе не ровен час начнётся заражение. Антимагические кандалы мешают обращению в зверя, снижают скорость регенерации и блокируют магию. Особенно много крови запеклось на поднятых вверх руках. Мои глаза уже привыкли к сумраку, и теперь я видела их лучше. Присмотрелась – и у меня похолодело внутри.

Цепь свисала вниз, без натяжения… но руки ирбиса не падали, потому что в центр крупных мужских ладоней были вогнаны толстые стальные гвозди. Монстр был буквально прибит к стене! И из незаживающих почерневших ран сочилась бурая кровь.

У меня у самой заныли кисти.

Руки задрожали, едва не роняя тарелку с едой.

Это было кошмарно.

И очень жестоко.

Противоречило всему, что было написано в храмовом послании Ньяры. Там говорилось, что: “Причинённая боль утроится, но добро удесятерится. Поэтому, чем мстить кровью, накажите поцелуем любви”.

С поцелуем было не очень понятно, зато первая часть была мне предельна ясна. Но солдаты явно не следовали учению. Они выместили злобу, не думая о последствиях. Возможно, рассчитывали, что монстр умрёт. Но… если верить сну‑пророчеству – то можно уверенно сказать – этого не случится. Ирбис не только выживет, но и очень… очень разозлится.

Внезапно, тихо звякнули цепи. И запёкшиеся сухие губы мужчины в камере разомкнулись.

– Насмотрелась? – раздался хриплый надсаженный голос.

И монстр открыл глаза… насыщенно‑синие, как вечернее небо. Горящие в сумраке камеры – смотрящие прямо на меня.

Взгляд этот был такой силы – что хотя я стояла, а монстр сидел, и хотя я была свободна, а он заперт и даже прибит к стене, но мне почудилось, что это я связана и обездвижена, что это я беспомощно и жалко смотрю снизу вверх, ожидая своего конца.

Все слова, что я собиралась сказать – вылетели из головы. А инстинкт толкнул в грудь, вынуждая отшатнуться от прутьев – скрыться от давящего взгляда… Инстинкт требовал, что я должна убежать, спрятаться. И никогда не вставать на пути этого существа с ледяными глазами.

Но я никуда не убежала, а лишь судорожно перевела дыхание. Посмотрела на тарелку, которую до онемения сжимала в пальцах.

“Ты собиралась всех спасти… но испугалась простого взгляда?” – укорила я себя. И чтобы не передумать, не медля ,взяла с крюка на стене связку ключей. Они были от двери, а сами кандалы могли отпереть только старшие стражники. Впрочем, сейчас ирбиса держали даже не цепи, а гвозди.

Они усложняли мою задачу…

Мой изначальный план был в том, чтобы вежливо поприветствовать пленника, передать еду, быть максимально нормальной, в течение пары дней наладить дружественное общение… (не то чтобы я была в этом сильна, но я бы постаралась). А уж потом осторожно выяснила бы про нападение на храм.

Тут ведь нет сокровищ. Запасов еды не так уж много. Если дело в мести, то я постаралась бы помогать, чтобы пленник не страдал. А взамен – он не стал бы устраивать кровавую резню.

План и без того был шаткий, а уж из‑за этих гвоздей и вовсе становился мало возможным! Я по глазам монстра поняла – он не простит, не забудет своих ран. И от мести так легко не откажется. Но всё же – я попробую. Постепенно, шаг за шагом.

Ведь, как говорит Ньяра, добро удесятерится.

Что там вначале… нужно поздороваться?

Кивнув своим мыслям, я повернула ключ в замке и зашла в темницу. Здесь кровью пахло ещё гуще. Атмосфера стояла мрачная. Я двигалась, будто под толщей воды. Монстр жутко следил за мной из‑под полуопущенных век.

“Добрый день”, – хотела произнести я, но запнулась. Какой же он добрый? Желать благословение Ньяры тоже глупо, дикари в неё не верят. Тогда что сказать?

Впервые я так остро ощутила недостаток знаний о правильном общении.

– …здравствуйте, – всё же произнесла я. Мужчина даже не моргнул в ответ.

– Принесла вам поесть… – я торопливо убрала крышку с тарелки, чтобы он увидел.

Я старалась не смотреть ни на раны, ни на голый торс, ни в яркие глаза, светящиеся в полумраке. В итоге выбрала точку между бровей.

Тихо звякнули цепи.

И мужчина растянул разбитые губы в усмешке. Удлинённые звериные клыки сверкнули, отражая свет, падающий из крохотного окна.

– И как, по‑твоему, я должен это сеъсть? – хрипло спросил он.

Я сглотнула ком.

– Я… я могла бы вас покормить, – прошептала я.