Искуситель
Рассказывать о своей беде я не готова никому, даже отцу. Признаться самой себе оказалось до жути тяжело – не попытайся Джейн меня ударить, я до сих пор уверяла бы себя, будто Мер был всего лишь галлюцинацией. Похмельной горячкой. Насколько легче стало бы жить, если бы все это решилось парой визитов к психотерапевту.
– Мне просто захотелось почувствовать себя в безопасности. В последнее время так много всякой дряни происходит, уже и не знаю, куда деваться.
– Господь все видит.
У святого отца скрипучий голос пожилого человека, он по‑отечески улыбается, но искренности в его улыбке ни на грош. В серых водянистых глазах легко читается безразличие – наверняка он так устал от своей работы, что готов обещать любовь господа всякому, кто переступает порог собора. Лишь бы только отвязались.
– И не бросает своих детей в беде. Достаточно помнить, что на все его воля, и за каждым закатом обязательно последует рассвет.
С тем же успехом можно было прочесть пару католических брошюр. Будь рядом миссис Говард, я обязательно посоветовалась бы с ней – и не удивилась бы, окажись она ведьмой, как Джейн. В детстве казалось, будто миссис Говард знает все обо всем. Как справиться с домашним заданием? Как привлечь внимание матери? Когда отец наконец вернется с работы? Как пережить расставание с парнем? Куда деваться, когда решила устроить свидание сразу с двумя? Как сбежать из дома, чтобы охрана не доложила отцу? Нетрудно представить, что и как избавиться от демона, обещавшего забрать душу, она тоже знала.
Но миссис Говард уже много лет как нет в живых, и поговорить я могу только с престарелым святым отцом в соборе святого Патрика.
– Спасибо, – вежливо киваю, прежде чем подхватить небольшой бумажный пакет с распятием и экземпляром карманной библии и выйти на залитую солнцем улицу.
Здесь, на оживленном перекрестке Пятидесятой улицы и Пятой авеню, всегда шумно и людно – легко раствориться в толпе и почувствовать себя частью вечно спешащего куда‑то потока. Здесь можно отпустить свои страхи и представить, что ничего не изменилось. Сейчас я зайду в любимый ресторан выпить кофе, посижу там пару часов, наслаждаясь видом из окна и ароматом свежей выпечки, а потом возьму такси до дома, где меня ждет недописанный реферат, пустая неприветливая гостиная и большая кружка горячего чая.
И жутковатый демон с отвратительным чувством юмора.
Обгоняя парочку впереди, я живо представляю, как Мер стоит посреди спальни и вертит в когтистых пальцах то мой мобильный телефон, то фотографию Дерека из прошлогоднего альбома, которую я распечатала на память и поставила на прикроватном столике. Вертит и смеется над моей глупостью. Наивностью. Человечностью.
Разве за некоторые желания не стоит отдать жизнь? Голос в голове будто бы слишком низкий, чужой. Я поджимаю губы и шагаю мимо любимого ресторана. Сегодня не до кофе, и уж тем более не до чинных посиделок за столиком.
Впереди куча дел.
Квартира в Бруклине встречает меня глухой тишиной и затхлым воздухом. Бросив пакет из собора в гостиной, я первым делом открываю окна в спальне, а потом едва не тянусь к холодильнику за газировкой. Сознание отчаянно требует разрядки – выбросить из головы глупые мысли, избавиться от будто бы физически давящего на меня страха, снять напряжение хотя бы ударной дозой сахара.
Но нет. Не сегодня.
Спустя пару часов над ключницей в холле красуется причудливая руна Альгиз – руна защиты, как писали на одном из форумов. Я нарисовала ее белым лаковым маркером, которым обычно подписываю коробки для студенческого совета. Таких у меня в квартире уже не меньше десятка – незаметно для себя я вечно уношу их с собой в сумочке и лишь изредка приношу обратно в колледж. И еще ни разу президент курса не спросил, куда они деваются. Придурок, что с него взять.
Рядом с руной висит окропленное святой водой распятие, а в спальне у кровати – точно на том месте, где недавно стояла фотография Дерека, – лежит карманная библия. Хорошо если хоть что‑то из этого арсенала сработает.
Ну, давай, появись, посмейся надо мной. Посмотрим, кто будет смеяться последним. Но ничего не происходит. Я разочарованно топаю ногой и сдавленно шикаю, стукнувшись пальцем о тумбу в коридоре.
Дура, а если бы он принял это за желание? На что ты бы разменяла свою жизнь? На попытку самоутвердиться за счет могущественного демона? Да ему наверняка плевать на эти глупости, если он может исполнять желания. Или принимать облик то ли Дерека Уилсона, то ли Фредди Сандерсона – хулигана из старшей школы, в которого я была безответно влюблена целых полтора года.
И все‑таки хочется верить в лучшее. Теперь Мер побоится приблизиться ко мне, а если начну носить с собой распятие…
– Развлекаешься, Сильвия? – звучит за спиной знакомый голос.
Я крепко хватаю распятие и резко оборачиваюсь, выставляя крест перед собой. Мер ни на мгновение не меняется в лице – лениво опускает взгляд на безделушку у меня в руках, чуть приподнимает уголки губ и смеется так громко, что кажется, будто еще немного, и лопнут барабанные перепонки. Демон едва не сгибается пополам, и ремни его кожаной куртки позвякивают пряжками, а цепочка на джинсах подергивается, точно в конвульсиях.
– Я польщен, детка.
Он делает шаг вперед и с легкостью выхватывает распятие у меня из рук. Пропускает между пальцами, и ему вовсе не больно – ни ожогов на бледной коже, ни выражения мучения на лице. Плевать он хотел на священные символы и, скорее всего, на все остальное, что пишут о демонах в интернете.
– Ты продержалась целых два дня, прежде чем начать тыкать в меня церковными безделушками. Это неприлично, знаешь? Я предлагаю тебе весь мир – любое желание, какое только может породить твое больное сознание, а вместо этого ты пытаешься отпугнуть меня железкой.
– Тогда просто уйди, – шепчу я с надрывом.
Силы в одно мгновение покинули меня, и внутри осталась лишь противная, поглощающая все вокруг себя черная дыра.
– Я не… Разве ты не можешь просто поменять имя в контракте? Джейн вон с ума по тебе сходит, вот с ней и разбирайся. У нее наверняка уже и список желаний готов.
Как, оказывается, просто отказаться от столь привлекательной возможности. Раз, и выбросить из головы мысль о Дереке, о матери, да хоть о том, чтобы стать президентом курса или капитаном группы поддержки. Сейчас я чувствую себя как побитая собака, выброшенная на трассу, и хочу только одного – вернуться в теплый уютный дом, где все будет как прежде. Где смогу торчать в колледже пять дней в неделю, отрываться с ребятами на выходных, строить глазки дураку Дереку и надеяться, что до него наконец‑то дойдет, чего я от него хочу.
Но Мер явно считает иначе. Ему мало наблюдать за моими страданиями – ему хочется посмотреть, как я мучаюсь и привыкаю к новой жизни. Страшной, ненормальной, лишенной привычных удобств. Вот же подонок рогатый.