Из ледяного плена

Слово «арт‑пространство» снова больно ударило по нервным окончаниям, заставив майора Зубова внутренне скукожиться от острой боли. Анна, его Анна работала в арт‑галерее. И это нелепое существо в широченных штанах, стоящее сейчас напротив него, даже не подозревало, насколько он далек от того, чтобы ее клеить. Впрочем, не только ее. Женщины в жизни майора Зубова больше не существовали.

– Простите, девушка, а вы не были бы так любезны показать мне свой паспорт, – сказал он неприятным голосом, проигнорировав ее нелепый вопрос.

– А это еще зачем? Вы сами‑то кто?

С некоторым опозданием он вытащил из кармана удостоверение.

– Позвольте представиться. Зубов Алексей Валерьевич, старший уполномоченный Следственного отдела по Адмиралтейскому району Главного следственного управления Следственного комитета Российской Федерации по городу Санкт‑Петербургу.

Никакого испуга его грозная должность у девицы не вызвала. По крайней мере, в ее кошачьих, слегка подтянутых к вискам глазах он не увидел ничего, кроме любопытства.

– Ну надо же. То есть в самом начале вы мне соврали? Насчет того, что пришли посмотреть Малевича по просьбе своего друга.

– Нет, не соврал, – покачал головой Алексей. – Меня действительно попросил об этой встрече с вашим дядей мой старинный друг, живущий в другом городе. И мой визит вначале носил совершенно частный характер.

В этот раз она не стала его поправлять, что Савелий Волков – не ее дядя. Все‑таки эта девица умела вычленять главное.

– И что изменилось, раз ваш визит перестал быть частным?

– Простите, вы все‑таки могли бы показать мне ваши документы?

– Да, пожалуйста. Пойдемте, я оставила рюкзак в прихожей.

Они вышли в длинный коридор, где девица подошла к одному из широких и мягких пуфов, расставленных вдоль стен, подхватила с него черный рюкзачок, довольно недешевый, из натуральной кожи, покопалась в нем и вытащила паспорт, одетый тоже в черный кожаный переплет, протянула Зубову.

«Борисова Велимира Брониславовна», – прочитал он и чудом удержался, чтобы не засмеяться, так пафосно это звучало. Девчонка тут же заметила его реакцию. От нее вообще трудно было что‑то скрыть, это он уже заметил. Несмотря на дурацкую внешность, глазки у нее были умненькие.

– Да‑да, в нашей семье склонность к красивостям. Особенно это касается имен. Моя бабушка Вера Афанасьевна Борисова назвала своих сыновей Бронислав и Святослав. Папе повезло, он родился первым, поэтому ему досталось сокращенное имя Славик, а вот его младшего брата с детства все в семье звали Светиком. Представляете?

Зубов представлял. Его самого одна из бабушек все детство называла Лесиком, и главной заботой маленького Алексея было сделать так, чтобы об этом дурацком имени не узнали одноклассники.

– Бабушка настояла, чтобы меня назвали Велимирой, сокращенно Мирой. А детей дяди Светика зовут Агафья и Мирон. Бронислав и Святослав. Мира и Мирон. Такая вот у нас странная семейка получилась из‑за бабушкиной прихоти.

– Вы на нее сердитесь? На бабушку.

Велимира от души рассмеялась:

– Ну что вы. Если бы вы были знакомы с моей бабушкой, то понимали бы, что на нее совершенно невозможно сердиться. Она у меня чудесная. В прошлом балерина, всю жизнь танцевала в Мариинском театре. Примой не была, но и в кордебалет не входила. Солистка. Оттуда, кстати, и ее дружба с дядей Савой и Нюточкой. Характер у нее железный. Впрочем, у балетных иначе и не бывает. Дисциплина и жесткие самоограничения въедаются в плоть и кровь. Но нас всех – детей и внуков – она всегда очень любила. И жертвовать возможностью иметь детей ради карьеры не стала. Возможно, если бы не рождение папы и дяди Светика, она бы и примой стала, но, в отличие от Нюточки, была уверена, что главное предназначение женщины – семья и дети. Да и деда она просто обожала.

– А дед ваш кто?

– Был детским врачом. Очень хорошим. Его без преувеличения весь город знал. К нему со всей страны везли самые запущенные случаи, и он справлялся, представляете? Правда, дед давно умер. Я тогда еще совсем маленькая была. Бабуля очень переживала, но виду не показывала. На похоронах не проронила ни слезинки. Так и стояла с идеально ровной спиной и совершенно неподвижным лицом. Меня тогда это лицо так потрясло, что я до сих пор помню его выражение. Впрочем, я не понимаю, почему вы всем этим интересуетесь?

Не мог же Зубов ей сказать, что кто‑то из членов ее обожаемой семьи может быть причастен к убийству гражданина Самойлова Бориса Аркадьевича. Или все‑таки не к убийству? А вот про то, что гражданин Самойлов мертв, сказать все‑таки пора.

– Видите ли, Велимира Брониславовна, – начал он мягко, – сегодня утром неподалеку от вашего учебного заведения был найден труп неизвестного мужчины. И у меня есть все основания полагать, что жертвой является Борис Аркадьевич.

– Дядя Борик? – Девица схватилась за щеки, которые на глазах из румяных становились бледными. Хоть бы в обморок не свалилась. Возись тут с ней потом. – Так вы из‑за этого пришли к дяде Саве?

– Я пришел по просьбе моего друга посмотреть на картину Малевича, – терпеливо ответил Зубов. – Но на фотографии из семейного альбома увидел человека, труп которого осматривал утром. При нем не было документов, так что он пока проходит как неопознанный.

– Так не бывает, – слабым голосом сказала девица. Нет, падать в обморок она, пожалуй, не собирается. – Я не верю в такие совпадения.

– Я тоже не верю, но иногда они все‑таки случаются. – Зубов вздохнул. – Велимира Брониславовна, нужна официальная процедура опознания. Так что либо вы скажете нам, как найти дочь Самойлова, либо вам придется проехать со мной и опознать гражданина Самойлова самой. Или вы предпочитаете, чтобы это сделал Савелий Игнатьевич? На правах родственника.

– Нет, что вы. У дяди Савы больное сердце. Он не должен пройти через такую неприятную процедуру. Вот только я все больше волнуюсь, куда он делся. Может быть, узнал о смерти дяди Борика и ему стало плохо? Боже мой, как я обо всем этом бабушке скажу?!

Исчезновение оперного певца теперь и Зубову начинало казаться весьма подозрительным. Алексей разговаривал с Волковым по телефону уже после того, как труп Самойлова нашли. Волков был в недурном расположении духа, совершенно спокоен и назначил Зубову встречу. Однако в назначенный час дома его не оказалось. Почему? Узнал о гибели брата своей покойной жены и сбежал? Но по какой причине? И как именно узнал? Ответы на все эти вопросы явно пролили бы свет и на ситуацию в целом.

– Вот что, Велимира Брониславовна, – заявил он твердым голосом. – Давайте проедем с вами на опознание. А дальше уже решим, где искать Савелия Игнатьевича.

 

* * *