Изгнанная жена дракона. Хозяйка лавки «Сладкие булочки»

Обхожу по кругу первый этаж, дохожу до лестницы, ведущей на второй. Сейчас пока туда не полезу. И вообще, наверное, пока помещение не прогреется, нужно будет хотя бы первую ночь провести тут, на первом.

Дверь хлопает. Поворачиваюсь, рассчитывая увидеть Райту, но в проёме стоит высокий полноватый мужчина с аккуратно подстриженной седой бородой и в дорогом костюме.

– Кто это тут покушается на городскую собственность? – неприветливо интересуется он.

 

Глава 10

 

В смысле на городскую? Это внезапное заявление мэра вызывает протест и ощущение, что он обнаглел. Райта же сказала, что в собственность города пекарня отошла бы только через месяц. Прошла неделя.

– Здравствуйте, – я чуть удобнее перехватываю Дэйрона, который не спит и немного недовольно возится из‑за того, что голодный. – Пекарня не успела перейти в собственность города, поскольку месяц еще не прошел.

Лицо мужчины вытягивается, от удивления, а потом он возвращает себе надменный, наверное, властный, с его точки зрения, взгляд.

– Но и наследников не явилось, – произносит он, оглядывая меня с головы до ног и обратно. – А всяких приживалок и бездомных я не собираюсь привечать тут. Ищите в другом месте…

– Кто вам сказал, что нет наследников? – усмехаюсь я.

Вот ведь наглость‑то, а? Похоже, облеченные властью во всех мирах одинаковые. И передо мной, кажется, тот самый мэр, который хотел оттяпать эту пекарню себе.

– У Фриды не было прямых родственников: ни детей, ни братьев с сестрами, – спокойно отвечает мужчина. – Даже оповещать о ее безвременной кончине было некого. Поэтому…

– Она уже некоторое время просила меня к ней приехать, – спокойно сообщаю я. – К сожалению, в путь с совсем крохой зимой отправляться было неразумно. Жаль, что я немного не успела.

И откуда во мне появляется вся эта уверенность? Наверное, его наглость побудила во мне протест, достаточный для того, чтобы утереть нос мэру.

– И, вообще‑то, я была бы благодарна, если бы вы представились, прежде чем заявлять права на пекарню.

Ухоженное лицо мэра начинает покрываться красными пятнами.

– Я Аластор Форту, мэр Соргота, – чуть ли не рыча, говорит он. – А вот кто вы?

Я пожимаю плечами, пытаясь сохранить спокойствие на лице. А сердце‑то все быстрее бьется от волнения.

– Меня зовут Летиция, я двоюродная внучка Фриды и, соответственно, наследница пекарни.

Аластор уже не может сохранить лицо и свою надменность, он сжимает челюсти, прищуривается:

– Назваться‑то ею может каждый, а вот доказать…

– Документы будут доказательством?

Я отхожу, чтобы обойти прилавок и взять бумаги из сумки, мэр собирается пройти за мной, но я останавливаю его, подняв руку:

– Постойте здесь, я вам не разрешала входить.

Аластор замирает на месте, шокированно глядя на меня. Похоже, к такому он не привык. А я не привыкла впускать в свой дом непрошенных гостей – нечего им тут делать.

С лестницы спускается ещё более подросший котенок, доходит до угла прилавка и садится в позу копилки, гипнотизируя своими золотыми глазами мэра. Как будто мысленно говорит: “Я слежу за тобой, человек. Только попробуй что‑то не то сделать, я тогда… Умурмяу тебя!” Далеко этот котяра пойдет.

Дэйрон начинает пыхтеть, ворочиться, искать грудь. Совсем голодный… Да только вот Алтее‑то и предложить нечего, ведь она ни дня не кормила. “Грудь портится”. Глупая…

Нахожу бумаги и показываю мэру. Он хочет взять их в руки, да только я не позволяю: экземпляр один, восстановить не выйдет, если Аластору вздумается избавиться от доказательств родства.

Еще одна моя удача состоит в том, что рядом с документами Летиции находится письмо от Фриды, написанное местным писарем из храма Всеблагого. Даже с церковной печатью, поскольку они отправляли послание.

Мэр придирчиво изучает всё, вчитывается в каждую строчку, несколько раз поднимает на меня неприязненный взгляд и порывается вытащить из моих пальцев бумаги. Молчит, думает, а потом внезапно выдает:

– Нира Летиция. Ну вы же понимаете, что пекарня требует даже не просто ухода, она требует значительного ремонта. Фриде уже не хватало сил, чтобы содержать ее в приличном виде, – наставительно говорит Аластор. – Сами посмотрите: и вывески уже нет, и мебель тут весьма старая, да даже черепица уже сломана, потому крыша наверняка в сильные дожди протекает.

Тут мне сложно с ним поспорить. Как и у многих пожилых людей, особенно когда они болеют, сил хватает разве что делать так, чтобы совсем не развалилось. А лишних денег, чтобы кого‑то нанять, я думаю, у Фриды не водилось.

У меня их тоже нет, потому мне придется непросто…

– Так вот, – заметив на моем лице сомнение, продолжает мэр. – Мы можем легко договориться: я найду вам более‑менее приличный домик… Где‑нибудь… А вы просто отдадите мне эту убогую пекарню.

Вот зря он это сказал. Протест, который только‑только поугас, разгорается с новой силой. Пекарня – не убогая, а “домик где‑нибудь” звучит ой как сомнительно! И на следующей фразе я убеждаюсь, что все же из Аластора переговорщик отвратительный!

– Тем более где‑то ближе к окраине женщине с ребенком и без… мужа будет проще зарабатывать на жизнь. Ну разве что найти себе богатого покровителя, но… Вряд ли у вас это получится.

– Покиньте пекарню, господин Форт. Немедленно! – я даже не ленюсь открыть ему дверь и указать на улицу. – Ваши предложения оскорбительны, а я не намерена терпеть вашу беспардонность.

– Но…

Я чуть наклоняю голову и продолжаю ждать.

– Вы… еще пожалеете, – сквозь зубы произносит мэр и выходит, чуть не натыкаясь на Райту.

Соседка вопросительно смотрит на меня, заходя в пекарню и прикрывая за собой дверь.

– Этот шакал уже тут как тут? – кивает она на дверь.

– Да, – вздыхаю я, чувствуя, как весь воинственный настрой улетучивается. – Уже считал пекарню своей, поэтому мое присутствие оказалось очень некстати.

– Ох… Ходят про него разные слухи, – Райта качает головой. – Ты главное, на его предложения не соглашайся. Обманет – недорого возьмет.

– Да я уж поняла… – вздыхаю и опускаюсь на единственную скамью, потому что спина ноет неимоверно.

Райта снова протирает стол и выкладывает из корзины на него краюшку хлеба, горшочек с чем‑то очень ароматным и очень съедобным и кувшинчик с молоком. Последний она ставит тоже ближе к печи, от которой уже заметно пышет теплом.

– А ведь я знаю, чего он торопится, – говорит Райта. – Хочет нажиться посильнее.