Извращенная гордость

Я нахмурилась, стараясь различить хоть какие‑то эмоции в его голосе. Кажется, я уловила нотки заботы в том, как он произнес ее имя. Повернувшись к плите, я принюхалась.

– Тыквенный суп, – констатировала я.

Савио пожал плечами.

– Я тоже буду.

Я уставилась на этого высокомерного ублюдка. Он что, думает, я подам ему обед?

– Почему бы тебе не поднять свою ленивую задницу и не налить суп самому?

Он и правда встал и приблизился ко мне. Он поставил руки на плиту, прижав меня к ней.

– Я не Римо, – тихо произнес он, – но я – Фальконе, и я люблю, когда льется кровь. Так что следи за своим языком.

Я ничего не ответила. Савио был по‑своему жутким. Суп начал закипать, и Савио наконец отошел и повернулся ко мне спиной. Я открыла шкафчик в поисках половника, и тут у меня созрел план. Нино нигде не было видно. Римо был наверху, принимал душ. Только Адамо еще оставался в комнате внизу, и должно быть, здесь был работник, вешавший грушу. Но работник, зная законы Лас‑Вегаса, вряд ли придет мне на помощь. Так что теперь мне представилась отличная возможность.

Я схватила тяжелую кастрюлю за ручки и развернулась, чтобы улучить момент, но Савио вдруг резко обернулся. Я швырнула кастрюлю с кипящим супом прямо в него. Он удивительно ловко увернулся и от кастрюли, и от ее содержимого. Лишь немного оранжевых брызг попало на него. Я попыталась пробежать мимо, но он схватил меня за запястье и с приводящим в бешенство высокомерным видом скрутил. Я ударилась бедрами о край стола и локтями о столешницу – и осталась стоять, нагнувшись, с неприлично выставленным задом.

– Мне нравится, как в этой позиции выглядит твой зад, – прокомментировал Савио.

– Только если ты просто смотришь и не трогаешь, – предупредил Римо.

Я повернулась.

Он стоял в дверях и оглядывал устроенный беспорядок.

– Что за хрень здесь происходит?

Савио поморщился, оглядывая майку, и потом, нахмурившись, посмотрел на меня.

– Эта дрянь решила сварить меня заживо.

Я распрямилась, пытаясь не показывать, что боюсь наказания за нападение, но Римо только рассмеялся. Раскатистый смех, от которого у меня по коже пробежали мурашки.

– Хорошо, что тебе это кажется смешным, – пробормотал Савио. – С меня хватит. В следующий раз, когда ты будешь занят, пожалуйста, проси об одолжении Нино.

Он медленно вышел из кухни, ни разу не обернувшись.

– Прибери здесь, – приказал Римо, кивнув на пол. Его голос был уже не таким веселым.

Я не сдвинулась с места.

Римо обошел оранжевое озеро супа на полу и, встав прямо передо мной, взял за подбородок.

– Позволь дать тебе совет, Ангел. Получше выбирай время для драки, – промурлыкал он угрожающе. – И ты помоешь пол. Мне насрать, что твои белые благородные ручки замараются тяжелой работой.

Я опустила взгляд, уж слишком жестко Римо смотрел на меня.

– Где швабра?

Римо повернулся к двери.

– Я приду ровно через две минуты, а ты будешь стоять на месте и не сдвинешься ни на один гребаный миллиметр. Поняла?

Я сжала губы – маленький жест неповиновения, хотя Римо и так знал, что я его послушаюсь. Немногие рискнули бы противостоять Римо в такой момент, хотя я надеялась, что однажды окажусь среди этих избранных.

Римо

Я подошел к шкафу с хозяйственными принадлежностями. Савио стоял, опершись о барную стойку; он лечил свое уязвленное эго стаканом с крепкой выпивкой.

– В следующий раз тебе стоит быть более внимательным.

– Из нас двоих, – он удивленно посмотрел на меня, – это тебе надо быть более осмотрительным. Она твоя женщина, не моя. Однажды она попытается и тебе обварить член.

– Я контролирую Серафину. Так что не волнуйся.

Я взял швабру и ведро и вернулся на кухню. Серафина стояла ровно на том же месте, где я ее оставил. Она хмуро смотрела на пол.

Она снова меня удивила. На фотографиях в интернете и в материалах о ней я видел лишь ледяную принцессу. Холодную, гордую, хрупкую. Женщину, которую можно сокрушить так же легко, как фигурку, слепленную из первого снега. Но Серафина оказалась не такой. Ее будет трудно сломать, но возможно, потому что я знаю, как именно это делается. Однако к ней нужен другой подход. Даже лед тает под теплыми лучами солнца.

Я дал ей швабру и ведро, и она безропотно взяла их. Избегая моего взгляда, она наполнила ведро водой и поставила его. Я очень быстро понял, что Серафина никогда не пользовалась шваброй. Она плескала слишком много воды на пол.

Облокотившись о столешницу, я молча наблюдал за ней. Ей бы взять тряпку и, встав на колени, протереть пол как следует, но она слишком гордая, чтобы стоять на коленях в моем присутствии. Гордая, сильная и невозможно красивая, несмотря на то, что она слегка вспотела и ее одежда покрылась пятнами супа.

Грязная лужа все так же растекалась по полу, и Серафина наконец сдалась.

– Это плохая швабра.

– Дело не в швабре, поверь мне.

– Меня растили не для того, чтобы я мыла полы, – заявила она. Прядь непослушных волос прилипла к ее щеке.

– Тебя растили для того, чтобы ты ублажала мужа и раздвигала перед ним ноги.

Глаза ее расширились, а лицо перекосило от гнева.

– Меня растили, чтобы я заботилась о своей семье и была хорошей женой и матерью.

– Ты не умеешь готовить, убирать и, наверное, ни разу в жизни не меняла подгузник. Хорошей матерью тебе не стать в принципе.

Она отбросила швабру и пошла ко мне, остановившись на полпути.

– Да что ты знаешь о хороших матерях? Или о том, как быть нормальным человеком?

Сердце у меня пустилось вскачь, но я взял себя в руки.

– По крайней мере я знаю, как менять подгузник, и я защищал своих братьев, когда они нуждались во мне. Это больше, чем то, на что способна ты.

– Когда это ты менял подгузники? – нахмурилась она.

– Когда Адамо был маленький. Мне было десять. – Не надо было этого говорить. Серафину не касается мое прошлое. – Пойдем. Сомневаюсь, что ты справишься. Тем более уборщица все равно приедет завтра утром.

– Ты заставил меня мыть пол, хотя у тебя есть уборщица?

– Твоя гордость тебя погубит, – заметил я.