Извращенные эмоции
– Ты ни в чем не виновата, так что и извиняться тебе не за что, – проговорил он, и на какое‑то время я поверила, что это действительно так. До тех пор, пока не увидела неодобрение на лице тети Эгидии и не услышала, как Феликс говорит Луке, что, если они возьмут меня к себе, это плохо отразится на их репутации. Лука не захотел слушать, так что я осталась у них, и, в конце концов, они научились меня терпеть. Впрочем, не проходило и дня, чтобы я не осознавала, что я остаюсь для всех дочерью предателя. Я их ни в чем не винила. Еще с раннего возраста я понимала, что нет преступления хуже, чем предательство. Отец запятнал нашу фамилию, его поступок бросил тень на меня и моих братьев, и мы всегда будем расплачиваться за этот позор. У братьев был хоть какой‑то шанс реабилитироваться, если они станут посвященными[1], но я была девочкой, поэтому могла рассчитывать лишь на милосердие.
Сегодня
На лицах у людей, обращенных ко мне, читались жалость или отвращение, впрочем, в подобных сборищах худшим было не это. Нет, далеко не это.
Самым ужасным здесь было его присутствие. Он поймал мой взгляд с другого конца комнаты, и на лице его отразилось осознание того, что он сделал, и ликование по поводу того, что он у меня забрал. Он стоял рядом с моей тетей (своей женой) и своими детьми (моими двоюродными братьями). Те смотрели на него с почтением. От его взгляда у меня по коже побежали мурашки. Он не стал ко мне подходить, но мне хватило и этого плотоядного выражения в его глазах. Они были такими же, как и его прикосновения: в них были желание унизить и причинить боль.
Я не смогла выдержать этот взгляд. На теле у меня выступил холодный пот, а живот скрутило. Отвернувшись, я поторопилась в сторону женского туалета. Спрячусь там до окончания вечера, пока не придет время уходить вместе с тетей Эгидией и дядей Феликсом.
Я ополоснула лицо водой, не обращая внимания на то, что на мне был легкий макияж. К счастью, речь шла лишь о водостойкой туши и небольшом количестве консилера, который я нанесла, чтобы скрыть синяки под глазами, так что я почти ничего не испортила. Сейчас холодная вода была мне необходима, чтобы справиться с нарастающей паникой.
Дверь открылась, и в помещение проскользнула Джулия. Она была прекрасна в своем экстравагантном фиолетовом платье, сочетающемся со светло‑каштановыми волосами. Сколько я ее помню, она всегда держалась уверенно. Видимо, именно так ей и удалось сохранить свой брак с Кассио, несмотря на большую разницу в возрасте.
Подойдя ко мне, она прикоснулась к моему плечу и нахмурилась.
– У тебя все нормально? Ты ушла с вечеринки.
– Неважно себя чувствую. Ты ведь знаешь, мне плохо, когда вокруг так много людей.
В ее взгляде появилось еще больше сочувствия, и я знала, что за этим последует.
– Лука его убьет, если ты ему расскажешь, что он натворил.
– Нет, – прохрипела я, бросив взгляд на дверь в ужасе, что кто‑нибудь сейчас войдет и услышит, о чем мы говорим. Я часто жалела, что доверилась Джулии почти сразу после того, как все произошло, но тогда я была подавлена и не знала, что делать, а она всегда была ко мне добра. – Ты ведь поклялась никому не рассказывать. Ты в этом поклялась, Джулия.
Она кивнула, но я понимала, что мой ответ ей не слишком понравился.
– Да, поклялась, но считаю, что дядя Дюрант должен поплатиться за то, что сделал.
Услышав его имя, я вздрогнула, а затем повернулась к ней спиной и еще раз вымыла руки.
– Ты ведь знаешь, Джулия, что расплачиваться за это придется мне. В этом мире мало доброты, особенно по отношению к женщинам вроде меня. Я не смогу с этим справиться. Мне будет еще хуже, чем сейчас. Твоим родителям и так трудно подыскать мне мужа. А если правда выплывет наружу, то я умру старой девой. Они меня никогда не простят.
Она сжала губы.
– Мои родители никогда не относились к тебе так, как им следовало бы. Прости.
Я покачала головой.
– Ничего. Они меня приютили. Они никогда меня не били и сильно не наказывали. Могло быть хуже.
– Я могу спросить Кассио, вдруг тебе подойдет кто‑нибудь из его людей. Среди его приближенных немало достойных мужчин.
Достойных. Кассио держал Филадельфию в ежовых рукавицах. Вероятно, его понимание достойного человека не совпадало с общепринятым. Впрочем, я не могла позволить себе быть чересчур разборчивой или осуждать других.
– Нет. Это может обидеть твоих родителей. Ты ведь знаешь, какие они.
– Ага, знаю… – нахмурилась она.
– Ты за меня не переживай. Я не спешу выходить замуж, – произнесла я. Брак бы меня окончательно погубил.
Глава 2
Нино
– Я так понимаю, ты будешь держать себя в руках во время нашей встречи и не станешь оскорблять Витиелло, – высказала я предостережение, пока мы с Фабиано садились в самолет.
– Я, конечно, не такой гений, как ты, но и не дебил. Не переживай, я знаю, когда мне следует закрывать рот.
Кивнув, я опустился на одно из комфортабельных кожаных сидений. В отличие от моего брата Фабиано обычно неплохо сдерживал эмоции.
– Тот факт, что Лука вообще согласился с нами встретиться, – хороший знак.
Фабиано сел напротив меня.
– Возможно, это и правда так. А может, Лука просто хочет пустить нам по пуле в лоб.
– Нет, – возразил я. – Он не рискнет пойти против Каморры. Вот Римо пошел бы в атаку, не прибегая к хитрым тактикам, как Данте Кавалларо. Он бы поехал в Нью‑Йорк и устроил бы там такую кровавую бойню, какой Семья еще не видала.
Фабиано усмехнулся.
– Точно, так бы он и поступил. Но я слышал, что за последние годы Лука совершил несколько громких убийств, чтобы взять под контроль Семью и заткнуть рот Братве. Когда дело доходит до такого, они с Римо очень похожи.
– В каком‑то смысле – да, вот только у Римо нет жены и детей, которых нужно защищать.
Фабиано приподнял бровь.
– Римо защищает Савио и Адамо и в какой‑то степени – нас с тобой.
– Это другое, – покачал головой я.
Фабиано пристально взглянул на меня.
[1] соучастник, заручившийся поддержкой другого посвященного в члены мафии и после этого ставший ее участником. – Прим. пер.
