Как приручить училку
Я остановился за углом, глядя, как училка моя накинула на голову капюшон от спортивной мастерки и подошла к одной из дверей.
А дальше… Дальше она, кажется, решила эту дверь взломать, судя по тому, как ковырялась в замке дрожащими ручками.
Не выдержал и быстрым шагом приблизился, склонился к ней и прошептал:
– Попалась!
От удара кулачком увернулся, не успев среагировать, когда моя стервочка сделала круг вокруг своей оси и упала на пятую точку, опираясь спиной о дверь номера.
– Б‑барсов, это не то, что вы подумали. Я… я…
– На шухере постоять? – спокойно уточнил я.
– Да, будьте так любезны, – вежливо согласилась Родионовна, а я, кажется, уронил челюсть.
– Чего еще я о вас не знаю? – со смешком уточнил я и добавил: – Продолжайте, я послежу.
Глава 2
Ринат
Родионовна с усердием бывалого вора‑медвежатника снова принялась ковыряться в замке шпилькой и невидимкой, а я продолжал находиться в культурном шоке.
– Арина Родионовна, а ты сама из института ушла или декан твое уголовное дело случайно прочитал? – не удержался я. – Сколько сроков ты отмотала, скромный препод?
– Барсов, стойте молча, ради бога! – раздраженно потребовала она.
– Кого хоть грабим?
– Неважно!
– Как неважно? Я должен знать, за что мне придется лучшие годы своей жизни провести в тюрьме.
– Идите к себе, раз боитесь! – отмахнулась она.
Мои брови стремительно поползли вверх, а я посмотрел на Родионовну другими глазами. Кто ж знал, что за маской скромной училки в очках скрывается такая чертовка? Хоть бы знак какой подала мне три года назад, я б…
Я б ее тогда замуж не отпустил. Прям со свадьбы бы украл и своей сделал! Думал, она примерная жена примерного мужа, а она замки взламывает шпилькой и невидимкой.
– Не получается? – молчать в ее присутствии не получалось.
– Заело, – пожаловалась Родионовна.
– Дай я, – и приказал окосевшей Арине: – Двигайся, сам открою. Родионовна, а тебя камеры в коридоре не смущают совсем?
– Смущают. Кража со взломом группой лиц карается по закону строже, поэтому, может, вы к себе в номер пойдете, Барсов?
– Даже спрашивать не буду, откуда ты все знаешь, – хмыкнул я, отодвигая ее стройную фигуру в сторонку, чтобы не мешала.
И сосредоточился на замке. Взялся одной рукой за шпильку, другой за невидимку и стал медленно прокручивать под нервное сопение моей Арины.
– Ты бы в коридор лучше смотрела, – посоветовал я. – А если нас с поличным загребут?
– Скажем, что в порыве страсти этаж перепутали. – Я только в тот момент заметил, насколько она была бледна, и что руки ее дрожат.
И хотел бы подумать, что это из‑за моей непосредственной близости, но…
– Ага. И решили собственный номер шпилькой и невидимкой взломать. Логично. Чей номер хоть?
– Одного плохого человека. Это все, что ты должен знать, – задрала она носик повыше.
– Так, может, давай ему просто морду набьем? – радостно предложил я.
– Просто откройте эту дверь, и все. Я заберу свое, и разойдемся!
– Ага, разойдемся, конечно! Я тут стараюсь, и снова даже не поцелуешь? Родионовна, ты…
– Лифт! – пискнула она.
– Твою мать! – вытаскивая «отмычки» из замков, выругался я.
Поднялся, схватил ее за руку и повел в конец коридора, к балкону, как раз в момент, когда четверо сворачивали к нам из‑за угла.
Пришлось использовать старый как мир трюк: хватать училку, прижимать к стене, закрывая своим телом, и целовать.
Я, когда ее губ своими коснулся, почувствовал себя, как тот впечатлительный голубь во время свободного полета. Забыл, кто я, как меня зовут и что предположительно через пару дней буду красоваться на всех постерах под набившим оскомину заголовком «Их разыскивает полиция». Интересно, в обезьяннике можно как‑то договориться, чтобы нас в одну камеру закрыли? Любые деньги бы отдал за такую возможность.
Прохладные пальчики Родионовна легли на мою шею ударом двести двадцати вольт, меня подбросило на месте, а чей‑то глумливый голос («Во дают! До номера дойдите») вызвал приступ острого раздражения.
Я молча показал придурку средний палец, ни на секунду не отрываясь от сладких как мед губ училки. И словно воочию слышал, как скрипит, отъезжая, моя крыша, когда проник языком в ее ротик, сплетаясь с ее язычком.
И пусть меня потом убьют, расчленят и ограбят – умру счастливым! И очень возбужденным.
Настолько, что когда крохотные кулачки уперлись мне в грудь, я не понял, чего от меня хотят, ибо уже почти достиг нирваны.
Когда меня стали толкать сильнее, напрягся и попытался вспомнить, какой за окном год.
Как назло, ни одна мысль в голове не задерживалась, а дикий стояк как бы намекал, что нужно быть настойчивее.
Но когда острые коготки впились в шею, стал что‑то подозревать.
– Что? – с трудом оторвался я от нее, только в тот момент осознавая, что ладони мои без моего ведома уже забрались под ее кофточку и вовсю исследовали ее тело, подбираясь к груди.
Взгляд рассерженной фурии быстро спустил с небес на землю, так что я в какой‑то момент снова приготовился получать по лицу.
Арина дышала с трудом, пока я пыхтел как паровоз, мечтая о ведерке со льдом. А лучше – ванне. Ее губы припухли, а щечки вместо землистых стали почти пунцовыми.
– Вы совсем обалдели? – налетела она на меня.
– Я тебя спасал, – с трудом протолкнул я воздух в грудь, чтобы ответить.
– Спасибо, конечно, но совестью нужно иногда пользоваться.
– У меня нет совести, – честно признался я. – Пойдем отсюда.
– Барсов, я должна попасть в тот номер.