Каролина. Часть третья

Раздав указания, Поул разворачивается и уходит, а дамы направляются ко мне. Я не сопротивляюсь, когда кандалы с рук падают на мои вытянутые ноги я даже не вздрагиваю от их тяжести. Смотрю на изуродованные запястья и удивляюсь, как я не содрала кожу до крови. Если бы хоть капля крови выступила на запястьях, то мутировавшие бы перестали быть просто странными соседями, которые постоянно пялят в мое окно.

– Вставай, – приказывает одна из дам. Ее голос заглушен из‑за наличия маски на лице, но я безропотно поднимаюсь на ноги и стараюсь не завалиться.

Одна из них идет к выходу, вторая толкает меня в плечо и кивает в сторону двери. Меня тут же клонит в сторону, мутировавшие начинают шевелиться. Толкнувшая ловит меня за локоть и помогает поймать равновесие.

Неужели я покину этот склеп?

Передвигая ногами, иду на выход, мысленно прощаюсь с Джонни, наши беседы успокаивали меня, пока я еще хотела говорить. Потом силы совсем оставили, и я решила беречь их, самостоятельно загнав себя в обет молчания.

Слыша шаги за спиной, я поняла, что вторая дама пристроилась сзади и скорее всего направила шокер в спину или шею, как только закрылась дверь склепа.

Идем прямо, потом направо и упираемся в приоткрытую дверь. Как только выхожу, тут же понимаю, где оказалась. Дом Беринга. Южное крыло первого этажа. Я редко бывала тут в прошлом, но из‑за того что мебель осталась прежняя и ее никто не переставил, сразу же все узнала.

Ностальгия по былым временам ударила звонкой пощечиной. Мне было здесь хорошо. Я чувствовала себя сильной, нужной и важной. Именно в Ротоне я поняла, что могу сама себя защитить. Как издевательски все получается. Ведь именно здесь я начинаю терять надежду на это.

Дамы могли бы идти куда подальше, я знаю, где столовая. Но они ведут меня в другое место. В комнату, где раньше хранились вещи, которыми пользовались крайне редко. И сейчас это не изменилось. Небольшое помещение все так же захламлено, в центре металлический чан с водой. Замечаю, что рядом валяются вещи, так, словно дверь открыли, швырнули их, а потом закрыли.

На глазах закипают слезы, когда я узнаю свою одежду. Всхлип звучит так громко, что дама, стоящая ко мне спиной вздрагивает и поворачивается. Им не понять, что творится у меня на сердце. Огромный кусок жизни, о котором я долго не помнила, падает на меня с невообразимой высоты и давит на плечи. Я тут же вспоминаю разговоры с Берингом, их было так много. И они были необходимы для той запуганной и ранимой девочки.

– Помойся и переоденься, – приказывает одна из сопровождающих.

Утираю слезу и беру себя в руки. Принимаюсь раздеваться, получается с трудом. Пальцы трясутся, кожа болит, мышцы ноют. Скинув последний элемент одежды, пытаюсь успокоить дыхание и утираю со лба выступивший пот. Как мне бежать отсюда, если даже малейшие физические нагрузки убивают меня в прямом смысле слова.

Меня совершенно не волнует нагота. Хочу смыть с себя все, но сил хватает только на то, чтобы перешагнуть край лохани и плюхнуться в воду.

Никогда не думала, что буду скучать по фермерской еде. Чувство тошнотворного голода преследует меня и во сне, и наяву. Вчера или несколько часов назад, я чуть не подралась с мутировавшим ради таракана, ползущего по стене. Он кинулся к добыче и я тоже. Я потратила на это последнюю энергию, но схватила ползучего гада и даже улыбнулась. Старалась удержать его, чтобы он не сбежал. Я съела насекомое и даже не поморщилась. Если бы их было больше, я бы и остальных прожевала и проглотила.

Это будет моим маленьким секретом от всех и вся, если я выберусь отсюда живой.

Вода в лохани не была ледяной, хотя я на это надеялась. Это могло бы взбодрить и заставить тело реагировать на внешние раздражители более юрко. Очередная маленькая надежда рассыпалась в прах.

В какой‑то момент на глаза набегает тьма, и я с головой ухожу под воду. Хватаюсь за края и выползаю на поверхность. Задремала? Потеряла сознание?

Плохо дело.

Очень плохо.

Еле как смыв с себя пыль и мусор плена, я вылезла из ванны. Одна из дам бросила полотенце, и оно чуть не сбило меня с ног.

Отвратительно ощущать настолько тягучее бессилие. Оно обволокло все тело и подчинило разум.

– Одевайся.

По приглушенному голосу дам тяжело понять их возраст, но настрой ясен – я им отчего‑то неприятна. Не понимаю, что является тому виной, мой забитый изможденный вид, запах, исходящий от меня еще пару минут назад, или положение пленницы? Склоняюсь к последнему варианту. Они чувствуют власть надо мной и пользуются превосходством, даже не думая о последствиях.

Все же мне удается натянуть спортивные брюки, футболку и кофту на молнии.

– Вперед, грязное отродье, – приказывает дама и толкает меня в плечо шокером. Спасибо, что не включенным.

Грязное отродье? Так меня еще не называли. Запишу в свой блокнот безосновательных угроз, обзывательств и лживых обещаний.

Выйдя из кладовки, хочу осмотреться и найти что‑нибудь, чем смогу защитить себя в будущем, но дамы не дают и мгновения на осмотр помещения. Они почти волоком тащат меня по первому этажу из зала в зал и останавливаются только тогда, когда перешагивают порог столовой.

Меня начинает мутить с удвоенной силой.

В центре, там же, где и раньше, стоит прямоугольный длинный стол, уставленный всевозможной едой. Перед глазами мутнеет, давлюсь слюной и быстро шагаю к нему. В спину ударяет разряд тока, и меня выгибает в обратную сторону. На мгновение это даже бодрит, а в следующее я уже стою на четвереньках и пытаюсь отдышаться. Дамы подхватывают мое тело под руки и садят на стул, привязывают руки кожаными ремнями к подлокотникам и отходят. Они делают все настолько синхронно, что на ум приходят мысли, они либо близняшки, либо репетировали это не один десяток раз.

Зрение проясняется окончательно, и я снова вижу стол с непозволительным изобилием еды: в глубоких тарелках налиты разные супы, в длинных блюдах расположили жареные овощи, мясо и вареные крупы, хлеб разного помола и выпечки – на плоских круглых блюдах, даже фрукты и овощи в сыром виде уложили так, словно это произведение искусства.

Давлюсь слюной и тянусь к столу настолько сильно, что кожаные ремни начинают скрипеть.

Во главе стола на почтительном расстоянии от меня находится Поул. Сейчас его губы наконец‑то перестали улыбаться, но в глазах затаился блеск неадекватности и жестокости.

Ему нравится то, что он видит.

– Что тебе нужно? – спрашиваю я, желая прекратить все это как можно скорее.