Кавказский Хищник. Хорошая девочка станет плохой
Голова опять как в тумане. Вижу суетящихся над моей ногой людей. Их не меньше трех‑четырех человек. Интересно, за всеми такой пристальный уход и контроль у нас при поступлении на скорых? Ну что я хочу. Это ж Москва, столица…
Врач деликатно просит Анзора вернуться на свое место, а меня снова прикрывают шторкой.
Чувствую, как ногу покрывают чем‑то холодным, наматывают бинты, снова чем‑то мажут. Гипс…
Отрешенно смотрю перед собой.
Снова на него…
Вижу, что волнение не отпускает.
Очкует, что я на него заявлю?
Хотела бы я верить, что да.
Чтобы хоть как‑то найти управу на этого негодяя.
Но… Что‑то мне подсказывает, что даже если бы я решила идти на рожон до конца, он бы все равно победил…
Когда процедура позади и медсестры дают оказание подождать, пока гипс окончательно застынет, доктор берет со стола какой‑то органайзер с бумагами и садится на стул напротив, низко подавшись вперед.
– Радмила, мне нужно зарегистрировать Ваше поступление к нам в госпиталь, и потому я хотел бы собрать кое‑какие Ваши личные данные. Итак, ваше ФИО, дата и место рождения, номер паспорта и ОМС записаны верно? Проверьте, пожалуйста.
Просматриваю записи и молча киваю.
– Хорошо. Теперь еще кое‑что.
Доктор немного понижает тон.
– Вы поступили в госпиталь при, – прокашливается, – мягко говоря, странных обстоятельствах. У Вас ушибы от падения с высоты. Как это произошло?
В горле пересыхает. Язык резко прилипает к небу. Замираю и непроизвольно опускаю глаза на свой свежий гипс. Не знаю, что сказать… Но почему‑то правду говорить упорно не хочется. Я устала, и это бессмысленно. Как раз тот случай, когда моим правдорубством ничего не добиться… А может, это меня так быстро сломали… Или я поумнела… Говорят, шоковые ситуации быстро заставляют людей «мудреть»…
– Моя неосмотрительность, – говорю тихо, – случайно так получилось. Сидела на подоконнике, а рама была не закрыта…
– Случайно выпали из второго этажа гаража? Сидели на подоконнике? – скептически спрашивает доктор. Конечно же, он не верит ни единому моему слову.
Сжимаю кулаки под простыней и собираю себя в руки. Поднимаю на него уверенный взгляд.
Хочется честно сказать ему, что меня впечатляет его принципиальность и даже в чем‑то благородство, но мне эта акция Робин Гуда явно сейчас ни к чему…
– Да, это произошло случайно.
Доктор недовольно поджимает челюсть.
– Вы в муниципальном госпитале, Радмила. Здесь Вам не угрожает опасность… У Вас травмы. Скажите, – снова делает паузу, – возможно, есть еще какие‑то травмы, которые мы не обнаружили при первичном осмотре? Требуется ли Вам гинекологический осмотр?
Непонимающе поднимаю на него глаза.
– В смысле? При чем тут гинекологический осмотр?
Он понижает голос еще ниже. Придвигается еще ближе.
– Если Вам были нанесены какие‑то… – сам запинается. – Рада, Вас не пытались изнасиловать?
Шумно втягиваю воздух в легкие.
– Нет необходимости, – отвечаю твердо. – Меня не пытались изнасиловать.
Доктор молчит, но на его лице так и считывается «точно»?
Меня это, признаться, даже начинает немного выводить из себя.
Щеки невольно заливаются пунцом. Я и так чувствую себя униженной, а еще и эти жирные намеки…
– Я девственница, – произношу и невольно поднимаю глаза. Не на доктора.
Почему‑то инстинктивно мой взгляд находит Анзора в той самой щели шторки, отделяющей меня от него.
Между нами приличное расстояние, именно поэтому врач говорит смело, хоть и тихо.
По идее он не должен нас слышать.
Но почему‑то уверена, что слышит. Сейчас точно уверена в этом.
Он смотрит. Считывает. Чует.
«Я девственница», – вибрирует в голове мой ответ доктору, и я вижу, как он рикошетит по Анзору. Он хватает его, впитывает.
А дальше на каком‑то гормонально‑интуитивном уровне между нами происходит что‑то сумасшедшее. Я бы даже сказала, животное.
Этот момент я запомню на всю жизнь. Настолько четко, отчетливо буду его помнить, что всякий раз при воспоминаниях по телу будут бежать мурашки.
Вижу, как темнеет радужка и без того темных острых глаз. Как расширяются зрачки. Как порывисто, рывком он втягивает воздух, а на горле дергается кадык.
Происходящее с ним как на замедленной съемке. И самое чудовищное, что я не могу заставить себя отвернуться. Смотрю.
Смотрю на то, как Анзор превращается в Хищника.
Да, именно в Хищника, все охотничьи инстинкты которого разом обостряются.
Глава 8
– Тебе удобно? – мое усаживание в танк Гаджиева заняло не менее тридцати минут.
– Уж поудобнее, чем в багажнике как картошка… – пробубнила себе под нос. Хотелось уже быстрее со всем этим покончить, особенно с его присутствием, которое неимоверно давило на меня.
Сначала он откатил кресло и расположил его так, что я почти легла. Потом долго‑долго настраивал спинку, нависая надо мной, почти касаясь моего тела, что сильно напрягало.
Я была слишком уставшей и отрешенной, чтобы сейчас хоть как‑то реагировать на эти маневры, и просто решила стоически их снести.
– Поехали? – спросил он риторически, дернув мой ремень безопасности, словно бы такие вещи в машинах класса люкс сбоили. Опять навис, опять в глаза заглядывает. Раздражает…
Мы стартуем с места, словно бы от земли отрываемся. По ходу, ему удается летать не только на том космолете, но и на тяжеленном внедорожнике.
Лавирует между машинами, перестраивается в последний момент, газует на светофоре, как пуля.
