Кавказский Хищник. Хорошая девочка станет плохой
Прихожу в себя, понимая, что нужно срочно делать ноги. Потому что осознаю, что конкретно перешла черту – и последствия будут ужасными. И до того, как он переводит свой испепеляющий взгляд на меня, несусь прочь в направлении входной группы, где стоит спасительная охрана института. То, что он кричит мне в спину, стараюсь не слушать. Потому что там что‑то намного более ужасающее, чем то, что обещают грешникам в девяти кругах ада…
Глава 5
– Рада, нужно поговорить, – уныло и тихо бубнит Катька, стоило нам только выйти из аудитории.
И я, и она после случившегося сегодня утром, мягко говоря, чувствовали себя паршиво.
Ярость отступила, и на ее место пришло сожаление. И на фиг я вообще марала руки об этих уродов? Вот вечно я парю горячку, а потом жалею.
Да только разве можно себя проконтролировать, когда с тобой вот так грубо и гадко… На глазах у всех…
Этот урод еще и меня выставил виноватой в том, что они нас оскорбляли. Да и за подругу хотелось заступиться…
Им просто поржать, а за нами этот гадкий шлейф из их оскорблений будет тянуться все годы учебы…
– Что такое, Кать?
Отходим к большому окну в пол, на батарее под которым вечно сидели студенты.
– Дело в том, – тяжело вздыхает подружка, – что тот чувак не зря мне гадости говорил… Я… Короче, мы ведь в субботу в клубе были с девчонками… Я с ним переспала, Рада. А оказалось… – Она делает паузу и сглатывает. – Он дружит с Ваней моим… Они одноклассниками были в какой‑то навороченной школе на Рублевке.
Ваня, с которым Катя уже как месяц крутит бурный роман, тоже учится у нас в институте и ездит на новом шикарном спортивном «Мерседесе». Больше примечательного в Ване я не знаю. Я вообще не поняла, как можно было на него запасть. Разве только что Кате нравится катать свою холеную рязанскую попу на его супертачке… А еще я знаю теперь, что Катька полная дура, раз влезла туда, куда сама зареклась не влезать…
Вот только я еще большая идиотина. Правдистка хренова. Больше всех надо… Стоим друг друга… Она позорится, а я зачем‑то лезу защищать ее имя…
– Ну что сказать, Кать, замечательно… – В моем тоне легко считываемое раздражение. И еще больше сожаления от случившегося. – А раньше ты сказать не могла?
– Когда?! Ты так рьяно кинулась на амбразуру! Главное – убила бы хотя бы этого придурка Магу – он трусливый шакал, а ты на Гаджиева полезла! Ты хоть знаешь, кто он такой?!
– Какой‑то мажор тупой, – цежу сквозь зубы, хотя внутри, конечно же, все переворачивается. Я не железный человек, а просто девушка. И да, черт возьми, мне страшно!
– То, что он вообще‑то сын президента одной из кавказских республик, – одно дело. Я про другое, Рада, он вообще неуправляемый. На голову отшибленный. Хищником не зря его зовут. Он король ночных гонок без правил. Такое творит, ты представить не можешь! Ему вообще закон не писан.
От слов горе‑подруги, которая, словно бы нарочно нагнетая, в носу начинает предательски щипать.
Вспоминаю лицо этого грозного «хищника» в момент, когда кофе полилось на него грязно‑коричневой струйкой и начало прыгать жирными каплями по идеальной новехонькой кожаной куртке, и внутри все переворачивается…
– Короче, ты влипла, подруга… – выдает Катька, а мне уже едва удается сдержать слезы обиды. На фига мне вечно больше всех надо? Ну что я за дура такая, а?
– А как же моральные принципы, Кать? – слова болезненно царапают горло. – Ты ж вроде как с Иваном, и у вас любовь… А эти клятвы, что никаких маг…
– Ну… Не все ж у нас такие правильные, как ты, Радмилушка… – усмехается она язвительно. – Это ты у нас мисс‑идеальность. И учишься лучше всех на курсе, и парни заглядываются. И типа вся такая недотрога, а сама в мини‑юбке со своими ножищами длиннющими всем глаза мозолишь…
В шоке смотрю на ту, кого я сейчас так рьяно защищала. А там столько злости и даже… зависти, что ли…
– Так… Я это слушать не хочу… Молодец, подруга, что…
Встаю резко, иду быстрее от нее в сторону. Долго‑долго собираю себя в туалете, и потому на следующую лекцию захожу с опозданием. Садимся мы теперь тоже отдельно. Но мозг все равно как отморожен. Слова лектора льются мимо ушей. Голова раскалывается. Мне параноидально кажется, что все на кафедре сейчас смотрят на меня и перешептываются о произошедшем…
От тяжести мыслей я даже учиться не могла толком. На семинарах как‑то вяло еще отвечала, а вот лекции вообще прошли мимо ушей…
После профуканного учебного дня уныло плетусь в общагу, мысленно радуясь, что я на территории универа, под камерами. Хотя бы тут мне вряд ли угрожает быть убитой и зарытой…
Прохожу мимо парковки, слышу жалобное мяуканье, оглядываюсь. Котенок. Весь грязный и с загноенными глазками. Стоит, одну лапку поджимает под себя – холодно малышу.
Сажусь на корточки перед ним.
– Где твоя мама, маленький? – руки тянутся к слипшейся шерстке.
Наверное, там, под слоем грязи, она оранжевая и полосатая.
Малыш отвечает мне очередным жалобным мяуканьем.
Прикусываю губу, нервно размышляя.
В общагу брать его мне категорически не разрешит вахтерша. У нас с этим строго.
Но он же замерзнет на улице! Куда пристроить малыша?
Снова слышу мяуканье – уже более решительное, даже паническое.
– Малы‑ыш‑ш‑ш… Ну как мне тебе помочь?
Сердце разрывается.
Не могу видеть страдающих животных.
Они ведь не могут ответить и дать сдачи, как хотя бы я сегодня сделала с тем зажравшимся придурком. Молча сносят всю боль, которую причиняем им мы, бессердечные люди…
Блин, короче, спрячу его в куртке, пронесу мимо вахтерши, отпою молоком и отогрею в комнате, а потом что‑нибудь придумаем… Может, пристрою к кому с курса, кто в городе живет.
Громко‑паническое мяуканье продолжается. Глажу малыша.
– Назовем тебя Рыжик. Неоригинально, зато понятно…
Наверное, за этими разглагольствованиями с котом на корточках я и не приметила в его мяуканьях настойчивое предупреждение о том, что позади происходит что‑то нехорошее…
Резко оборачиваюсь, когда совсем рядом хлопает дверь машины. Только и успеваю вскрикнуть, как меня хватают за шкирку и резко разворачивают. Брыкаюсь, как насекомое, не касающееся пола. Хватаю ртом воздух, как рыба… Меня кто‑то держит сзади, а перед собой я вижу…
