Кавказский Хищник. Плохая девочка будет наказана

Идет напрямую к проклятому борову Мамдуху.

– И снова здравствуй, мой друг Анзор, – поднимается тот, бесцеремонно отшвыривая от себя худую светловолосую девушку. Я тоже видела ее на фуршете.

Интересно, это правда, что все девушки там были эскортницами и проститутками? Куда же ты меня засунула, Катя?

Ошибка или подстава?!

– Ас‑саляму алейкум, Мамдух, – отвечает Анзор на мусульманский манер. И дело не в том, что он прекрасно говорит на арабском.

Просто так здороваются и у него на родине. На Кавказе.

Мужчины пожимают друг другу руки. Мамдух встает – считает Анзора как минимум равным себе. Хороший знак или плохой?

– Что тебя привело сюда? И почему эта, – презрительно кивает в мою сторону, – все еще тут. Ее место в тюрьме. Эта преступница сегодня нарушила самый страшный закон! Никто не имеет права поднимать руку на члена королевской семьи!

– Ты прекрасно понимаешь, что я здесь по этому вопросу, Мамдух. Произошло недоразумение. Эта женщина моя, а ты на нее покусился.

Женщина? – презрительно усмехается похотливый толстяк. – Эта, как ты говоришь, женщина была на сегодняшнем вечере, Анзор. Ты и сам прекрасно знаешь, что по правилам среди мужчин тут могут находиться только шлюхи. Если она и правда твоя женщина, то… Я сочувствую тебе.

Вижу, как сжимаются кулаки Гаджиева. От него рикошетит яростью. Уязвленностью. Никто и никогда не оспаривал достоинства Анзора.

А сейчас. Из‑за меня.

Опять из‑за меня.

– Эта. – Анзор делает паузу, подбирая слова, – несмышленная. решила проявить характер и вызвать во мне ревность. Произошло недоразумение. Ты не виноват в случившемся. Она виновата. И я накажу ее по всей строгости, Мамдух. Но это сделаю я. Потому что она моя. Вижу, что твое «увечье» преувеличено. Она не успела причинить реального вреда. То, что она защищала свою честь, говорит о том, что в мозгах курицы осталась хоть капля ума. И потому прошу отпустить ее без последствий – ни для нее, ни для наших деловых отношений.

Да, одним из самых шокирующих открытий сегодняшнего вечера стало то, что на нем был Анзор. Пришел сюда отдохнуть в обществе продажных женщин после успешных переговоров с эмиратчиками? Помню, как наши глаза с ним пересеклись. Я стояла и нелепо мялась с бокалом шампанского в руках, уже понимая, что влезла куда‑то не туда. И он. Шикарный, высокий, статный, в деловом костюме, сидящем на нем с иголочки. Полоснул по мне взглядом хозяина жизни и даже не задержался. Спустя четыре года разлуки. Спустя четыре года моих самовнушений, что Анзор – это лишь плод моего воображения.

Каждое его слово снова и снова уничтожает меня и втаптывает в грязь.

Понимаю, что он вынужден сейчас так говорить.

И в то же время, совершенно уверена, что он и правда презрительно думает обо мне.

– Своенравная кобылка? – спрашивает с усмешкой араб, снова притягивая к себе девушку и смачно шлепая ее по попе, от чего та истерично вскрикивает. – Не успел объездить?

– Все впереди. – Анзор усмехается впервые за вечер, отчего по телу почему‑то бежит табун мурашек. – Согласись, путь, который впереди, всегда несоизмеримо привлекательнее, чем то, что уже было пройдено и покорено.

Велеречивые фразы Анзора приходятся арабу по вкусу. Это их манера разговора. Гаджиев знает эту культуру. Он изучал арабский язык в институте. Мамдух вновь перевел похотливый взгляд на меня, все еще сидящую на полу в пораженной позе.

– Она красива, пусть и глупа. Думаю, тебя ждет много приятного на твоем пути, – хмыкает араб, – по‑мужски могу тебя понять, Анзор, но.

Замираю. Перестаю дышать. Что это за «но»?

Сейчас решится моя судьба.

Что он сейчас скажет? Что заступничество Анзора все равно не избавит меня от тюремного заключения или даже казни?

Здесь и сейчас может быть все, что угодно. Я уже давно вне правового поля. Переступившая грани порядка, неосознанно попав сюда, где с мнением и желаниями таких, как я, попросту не считаются.

– Прости, брат, но вдруг ты просто сжалился над смазливой мордашкой? Она русская, ты из России. Все может быть. Игра есть игра. Для тебя она может быть очень интересной. Только вот я не хочу быть в этой игре пешкой.

Теперь уже араб жонглирует словами. Тянет. Оценивает и калибрует.

Господи, мои нервы сейчас лопнут, как перетянутая струна гитары!

– Докажи мне, что эта женщина твоя.

Сжимаю кулаки.

Что скажет Анзор? Как он будет это доказывать?

– Рада, подойди, – говорит сухо, без промедлений, даже не оглядываясь на меня.

Встаю с затекших коленок, которые гудят от боли падения.

Иду неровно, качаясь.

Мамдух видит это и усмехается, снова нагло оглядывая меня с ног до головы.

Анзор вдруг резко оборачивается.

Наши взгляды пересекаются.

Он резко и раздраженно дергает меня за запястье и ставит перед собой.

– Ее зовут Радмила Тарханова. Ей двадцать один год. Она родилась в российском городе Иваново двадцатого ноября. У нее первая положительная группа крови, и.

Анзор разворачивает меня к себе спиной, касается оголенной кожи горячими пальцами, от чего меня простреливает.

– Над правой ягодицей у нее родимое пятно.

Вздрагиваю, когда пальцы опускаются ниже и подцепляют тонкий шелк.

Ткань жалобно трещит на и без того оголенной пояснице.

Он разрывает ее. Но так, чтобы была видна только ямочка над правой ягодицей.

Громко и порывисто дышу. Закрываю глаза.

Меня трясет от прокатывающих по телу спазмов боли, шока, волнения и жара.

Место, которое он трогал, горит.

Грудь распирает от обилия эмоций.

Они такие полярные, что я боюсь, что потеряю сознание.

Мамдух усмехается.