Кавказский Хищник. Плохая девочка будет наказана

– Впечатляюще. Глубокие познания о девице. Я столько даже о своих дочерях не помню. Хорошо, брат. Я верю тебе. Но теперь мне кажется, что ты одержим этой лукавой гурией. И потому не накажешь ее должным образом. Пощадишь. А она была очень плохой девочкой. И по отношению ко мне, и по отношению к тебе. Дело ведь не только в том, что она оскорбила меня и покушалась на убийство. Она осмелилась ослушаться приказа своего господина и оказалась в таком неприглядном положении, еще и тебя в это втянув.

Рука Анзора, которая захватом сжималась сейчас на моей локте, стала жать еще сильнее.

– Накажи ее, Анзор. Прямо сейчас. Передо мной. Я хочу посмотреть. Выеби. Жестко. Как она заслуживает.

– Я не ебу в присутствии других мужиков. Я не порноактер, – жестко отвечает он.

Мамдух усмехается.

– Тогда выпори. Заставь сучку пожалеть о том, что она натворила. И мы квиты. Согласись, это ничто в сравнении с теми проблемами, которые ты можешь получить на выходе. Никто не посмеет одурачить Мамдуха. Про нее вообще молчу.

Захват на руке такой сильный, что я невольно вскрикиваю.

Озверевший взгляд Анзора полосует меня острым лезвием.

Я до такой степени прикусываю губы, что они начинают кровоточить.

Он порывисто дышит со свистящим звуком.

А затем я задерживаю дыхание, поскольку он раздраженно‑рьяным движением расстегивает ремень и извлекает его из брюк.

 

Глава 2

 

Грубый захват на плече. Анзор толкает меня к дивану.

– Держись за спинку. Будет больно!

Голос звучит отчужденно и равнодушно. Так, как и должен, наверно, звучать голос палача.

Он не медлит и не сомневается.

Слышу свист.

Жмурюсь.

Резкая, обжигающая кожу тысячью раскаленных иголок боль пронизывает бедра, вырывая из глотки дикий крик.

Никогда еще мне не было так больно.

Хотя вру.

Было.

Когда смотрела ему в глаза и врала, что больше не люблю, что не хочу быть с ним, не хочу за него биться. Что моя жизнь не должна в столь юном возрасте отягощаться столькими обстоятельствами и проблемами, сколько у меня возникло в паре с ним.

Безжалостно врала – и била себя вот так же дико и остервенело, только ментально. Но от этого менее больно не было.

Следующий безжалостный свист – новый удар по бедрам. Сжимаю обивку дивана так сильно, что руки сводит.

Сзади слышу смешки и движения араба, сдавленный женский полукрик‑полусмешок.

Гадкого извращенца возбуждает то, что он видит.

Вздрагиваю, всхлипываю. Погибаю и снова воскресаю – просто потому, что эта дикая боль подняла бы и полумертвого.

Хочу обернуться на Анзора, но он не дает, словно бы предчувствуя мой порыв. Просто резко нажимает на шею, вдавливая голову в мягкую обивку, не давая нашим глазам встретиться.

Он лишает меня возможности дышать и двигаться.

Его удары беспощадны и неотвратимы.

И почему‑то я чувствую, что причина не только в том, что ему нужно создать видимость правдоподобности.

Он делает это еще и потому, что действительно наказывает меня.

Наказывает за то, что было.

Наказывает за то, что снова попалась ему на глаза, а он не смог равнодушно пройти мимо.

Когда мои рваные всхлипывания переходят в рыдания, он отбрасывает ремень.

– Мы в расчете? Теперь я могу забрать ее? – спрашивает сипло, предельно напряженно, готовый взорваться в любую секунду.

Слишком хорошо его знаю, чтобы не считывать это на уровне телесных вибраций.

Ответа не слышу.

Потому что в ушах дикий звон. Словно бы сотни людей сейчас собрались вокруг, тычут в меня пальцем и гогочут над моим унижением.

Чувствую, как его руки подхватывают меня.

Ягодицы и бедра горят так, словно их десять минут обливали кипятком.

Зарываюсь мокрым лицом в его грудь.

Дышу горько‑мускусным ароматом некогда любимого своего мужчины.

И кажется, теряю сознание.

Просто потому, что мозг не может выдержать все то, что происходит со мной сейчас.

Только лишь одно выхватывает мой мозг в ужасе момента. Быстрый горячий поцелуй сухими губами в висок перед тем, как отдаться мраку.

Или же мне он только мерещится.

 

Глава 3

 

Придя в себя, но не сразу понимаю, где я.

Осознание наступает лишь тогда, когда я слышу, как рвется на мне ткань платья.

Быстро оглядываюсь, преодолевая головокружение. Просторная спальня, огромная кровать с пахнущим лавандой белоснежным бельем и я. Вжатая в подушки, лежу вверх попой.

– Нет, – наступает дикая паника, когда понимаю, для чего на мне рвут платье, – не трогай меня!

Судорожно хватаю руками ошметки разорванной ткани, пытаюсь прикрыться – тщетно.

Анзор (по запаху чувствую, что это он) продолжает свое грязное дело. Теперь с таким же жалобным треском рвется и белье.

Господи. Какой ужас. Я сейчас перед ним распластанная. Голопопая.

– Ты же не насильник. – на глазах собираются слезы, тут же впитываясь в пух через наволочку. То, что он делает, ни разу не эротично. Это. Это унизительно и постыдно.

Он тяжело дышит. Сипло, хрипло. Не отвечает.