Кавказский Хищник. Плохая девочка будет наказана
– Как ты? – хриплый голос, впервые обращенный только ко мне, без дикого раздражения и пренебрежения, действует, как серная кислота.
Как я?
Я бы тебе ответила, как я.
Вдребезги я.
Но молчу, потому что не хочу, чтобы губы предательски задрожали.
– Спасибо. – говорю тихо, – что все‑таки помог.
Да, помог. Выпоров.
Вскидывает бровь и хмыкает.
– Рад, что ты, наконец, удосужилась это сказать, Рада. А теперь может, расскажешь, что, черт возьми, все это значит? Как ты оказалась у Мамдуха? Вообще, ты хоть понимаешь, что это не шутки?
А он с разбегу решил меня полосовать не слабее, чем вчера сек. Пытать теперь будет расспросами.
Самое трагикомичное в этой ситуации, что сам Анзор даже не подумал извиниться за то, что мой зад все еще в огне. Вообще его это не смущает.
– Вчера я была на тебя слишком зла, чтобы поблагодарить, – шевелюсь и опять чувствую на своей пятой точке последствия вчерашнего вечера. – Давай только без морали. Кому как ни мне понимать, что это не шутки. – зло усмехаюсь.
Он подходит близко к постели. Нависает сверху. Капец, сколько в нем сейчас внезапно образовавшейся ярости.
– Без морали, значит? Ты, оказывается, на меня зла была. Не удивлюсь, Рада, если спустя полчаса окажется, что это я вообще сам виноват в том, что ты оказалась там, где оказалась. Это в твоем стиле.
Открываю было рот, чтобы продолжить этот нелепый спор, но… Затыкаюсь, зависая на нем. Слишком близко. Хочется рассматривать его. Жадно. Ловить каждое изменение. Концентрировать внимание на том, что осталось неизменным, и. Испытывать какой‑то неправильный совсем, почти мазохистский кайф от того, что ставший воспоминаниями вновь обрел плоть и кровь.
Нет. Человек, преисполненный такой яростью, не может быть равнодушным. Не верю. И эта мысль тоже предательски заставляет внутри что‑то трепыхать.
– Ты как всегда все не так понял.– нервно сглатываю, отводя глаза.
Его ноздри раздуваются, как паруса. Взгляд все такой же черный.
– Тогда просвети, уж сделай милость, раз я впрягся за тебя! Ты эскортница, Рада? Шлюхой заделалась? Вот такой жизни ты хотела, когда послала меня на хер и сказала, что заслуживаешь большего? Или как там было? Что хочешь тихой, размеренной и спокойной жизни, а не моих проблем, и что бороться за нас вместе смысла не видишь, ведь у тебя впереди «прекрасный и неизведанный» мир других мужчин.
Глава 4
Так я вообще‑то не говорила. Никогда. Он опять все переворачивает, как характерно для мужиков.
Но сейчас нет смысла это все вспоминать и ворошить.
Я ничего не докажу такому, как Анзор.
Но вот объясниться хочу.
Он не должен домысливать того, чего нет.
А никакой грязи в моей жизни до вчерашнего вечера не было.
– Даже не знаю, с чего начать. – искренне перебираю в голове факты, в унисон с монотонным дерганьем края простыни, которая все еще до ушей прикрывает мое тело.
– С начала, пожалуй. Это логично. – хмыкает, так и не разомкнув руки, сцепленные замком на груди.
– Ну, полтора года назад я приехала в Дубай, – вижу, как его лицо сначала загорается гневом, а потом какой‑то злорадной досадой. Типа: «Что и требовалось доказать», – но не для того, о чем ты сразу подумал. Не было у меня никаких папиков и содержателей. Никого не было. Сама я все решала. Просто. Подумала, что нужно открыть свое дело.
– Почему Дубай? Прямо скажем, далеко не самое лучшее место для построения «своего дела» молодой девке.
– Потому что тут была Катька. Помнишь Катьку? Моя подружка из института. Она сказала, что поможет. После смерти мамы у меня никого особо не было. Подружки мои из Иваново все разъехались. Одна вышла замуж за военного, другая – сама неприкаянная, в Москве ищет, куда приткнуться. Тогда. Мне казалось, что Дубай – лучший вариант. Все сюда едут счастья искать.
Анзор словно бы слушает меня поверхностно. Морщится.
– Мать умерла?
– Умерла. – говорю и чувствую, как горло начинает щипать. – Не хочу сейчас об этом.
Понимающе кивает.
– Соболезную.
Первое искреннее слово за все время нашего общения после разрыва. Без превосходства, презрения и раздражения.
– Ты окончила институт?
Снова отвожу глаза от его прямого вопроса.
– Сейчас. Временно заморозила учебу. Так получилось. В академе. Бакалавриат окончила. С магистратурой. Ну, была на заочном, а сейчас.
Он вдыхает и выдыхает шумно. Резко переводит взгляд от окна на меня.
– Ну что, Рад, нашла‑то счастье?
Тут же снова отворачивается. Закуривает.
Нервничает?
Тяжело вздыхаю.
Игнорирую его прямой ироничный вопрос.
– Я месяц штудировала местный рынок, и. приняла решение пустить свои сбережения на открытие кондитерской.
– Кондитерской? – оглядывается на меня удивленно. – Рада, ты с ума не сошла? При чем здесь ты и кондитерская? Ты хоть один торт в жизни испекла? Прости, но пока все, что ты говоришь, звучит как бред неадекватного человека. Либо ты мне врешь, либо и правда. того.
– При чем тут испекла или нет?! – раздраженно машу я рукой. Не слушает меня, как всегда. – Вопрос был не в том, чтобы что‑то делать руками, а подключить свои мозги.
– И как, подключила? – иронизирует, а я все больше злюсь.
– Подключила, – в висках вибрирует нарастающее напряжение, и с самодовольством:
– Еще как подключила! Узнаешь – закачаешься!
Хочу все ему рассказать про свой успех так сильно, что даже захлебываюсь от эмоций. Отчаянно, дико хочется, чтобы он понял, что я не. Не ничтожество, каким он меня воспринял в логове проклятого Мамдуха.
