Когда мы были непобедимы

– Вроде бы да… Он, знаете, молчун был. В дом заходил, только чтобы поработать в оранжерее. Но ясное дело, это занимало несколько часов. – Грин указал на оранжерею за арочным проходом, которая и правда была в безупречном состоянии.

– Таинственный сад, – улыбнулась Валентина.

– Он самый.

– Какое у садовника было рабочее расписание, сеньор Грин?

– Расписание? Да никакого. Он приходил почти каждый день, иногда работал по много часов, иногда совсем чуть‑чуть. Со стороны бабушки никогда не было жалоб, ведь сад содержался в достойном виде, ну и я, само собой, тоже не жалуюсь.

– Насколько обычным делом для него было приходить рано утром или задерживаться допоздна, после заката?

Грин задумался.

– Пожалуй, вполне обычным. Ведь сейчас стоит такая жара, что уже с одиннадцати утра или с полудня в оранжерее работать невозможно, она же вся на солнце. Поливал Лео всегда по вечерам, довольно поздно, но я не следил, во сколько он приходит и уходит.

Валентина посмотрела на Ривейро. Ничего странного или необычного. Версия, что беднягу хватил инфаркт в самом конце рабочего дня, выглядела правдоподобной.

– Сеньор Грин, Лео умер вчера вечером…

– Вечером? – Калифорниец искренне удивился. – Я думал, утром…

– Нет, вечером. Поэтому мне важно знать, не видел ли тело кто‑нибудь до утра. А вы с домработницей живете здесь.

Грин задумался, затем вздохнул.

– Я довольно рано ухожу в спальню, перед сном читаю и ложусь не поздно, потому что по утрам, сразу после рассвета, занимаюсь спортом. Пилар по вечерам не работает, а чтобы попасть в свой домик, ей не надо проходить ни через сад, ни через лужайку. Там, рядом с ее домиком, есть отдельный вход прямо с улицы, калитка в ограде, можете сами посмотреть.

– Посмотрим… Вы прикасались к телу?

– Конечно! Я проверил пульс. Мне сразу стало понятно, что Лео мертв, и я тут же вызвал “скорую” и гражданскую гвардию. Они быстро приехали.

– А глаза?

– А что с глазами?

– Вы не помните, у Лео глаза были открыты?

– Нет‑нет, точно закрыты. Я эту сцену никогда не забуду, как и крики Пилар.

– Она, судя по всему, очень разнервничалась.

– Да, впрочем, она уже несколько недель на взводе.

– Почему?

– Так я же говорил – ей кажется, что по дому кто‑то бродит, какие‑то звуки, да и вообще что‑то странное творится.

– И кто тут бродит, по ее мнению? Привидения?

– Я не знаю, как это назвать. Привидения, духи, души.

– И часто она это замечала? В смысле, часто что‑то такое происходило?

– Да нет. Иногда по нескольку дней было тихо, но в последнее время эти потусторонние гости зачастили.

– И вы тоже это все ощущаете, я не ошиблась? – недоверчиво спросила Валентина.

– Я понимаю, что звучит как бред. Я и сам сомневаюсь, и ясно же, что в старинном особняке легко себя самого убедить, что это дом с привидениями. Но пару дней назад я слышал музыку и увидел фигуру прямо вот здесь. – Грин указал на оранжерею.

– Охренеть, еще и с музыкальным сопровождением, – восхитился Сабадель. – Прямо “Битлджус”!

– Сабадель! – взорвалась Валентина.

Она считала, что хотя их отношения с младшим лейтенантом и наладились, он этими своими выходками пытался подорвать ее авторитет. Сабадель никак не мог смириться с тем, что им командует женщина. Придется по возвращении в Управление провести с ним беседу, напомнить, кто тут босс. Главное, не слишком заводиться. Хотя после того, как Валентина в последний раз повысила голос, даже капитан Карусо притих в ее обществе.

– Лейтенант, – принялся оправдываться Сабадель, – вы уж простите, но это же полная ахинея. Привидения под музыку!

Карлос Грин улыбнулся:

– Я толком не понял, о чем вы, но это вроде фильм такой, да?

– Ну да, и Майкл Китон в роли полтергейста. Ладно, простите, неудачно пошутил, – фыркнул Сабадель.

– Я вас понимаю. Я и сам в это все не верю, честное слово. Но с тех пор, как я здесь… Что‑то тут точно творится. Одежда оказывается не там, куда ее положили. В окне мелькает свет, ты идешь в комнату, а там темень. Два дня назад я видел фигуру. – Грин снова показал на оранжерею. – Я не знаю, может, это игра теней…

– А музыка, – вмешался Ривейро, – не мог старый автомат заиграть? Вы же сказали, что он сам по себе иногда включался при вас?

Грин потер лицо.

– Слушайте, я не знаю. Может, и автомат.

Валентине стало его жалко.

– Сеньор Грин, я защитила диссертацию по судебной психологии. В состоянии стресса или усталости нам кажется, будто мы видим…

– Да нет же, – перебил он. – Сплю я хорошо, стресса у меня нет, я не из мнительных, меня трудно впечатлить. Я вам больше скажу, я атеист. Я вообще ни во что не верю! Но от ощущения, что в этом доме кто‑то или что‑то ходит за мной по пятам, я отделаться не могу.

– Понятно. – Валентина изо всех сил старалась говорить нейтрально, не дать прорваться в голос недоверию. – Сеньор Грин, простите мою бестактность, но не могу не спросить. Ваше появление здесь тоже вызывает вопросы. Вы приехали на все лето, один… Не могли бы вы объяснить…

– Зачем я здесь? – закончил он за нее.

– Да. Чем вы тут занимаетесь и почему не съедете из этого огромного дворца, если и правда, по вашим же словам, тут творится что‑то странное и вызывающее у вас дискомфорт.

– Все просто. Я много лет не бывал в Суансесе, но, получив Кинту‑дель‑Амо в наследство от бабушки, решил навестить городок моей юности в последний раз. Я планирую продать особняк. Адвокатское бюро уже закончило оценку самого дома, осталось провести инвентаризацию и оценку обстановки.

– Но вам для этого не надо было приезжать из Калифорнии. У вас явно достаточно средств, чтобы нанять для этого специальных людей, – возразила Валентина, внимательно следя за Грином.

Он улыбнулся.