Командная игра

Прежде чем войти в раздевалку, я еще раз взглянул на любительницу обнимашек. Она выглядела как хуманизированная версия Роксаны из мультсериала «Мышиный дом». Немного мило. Немного сдержанно. Хорошенькая, но не в моем вкусе. На вид лет двадцать с небольшим. Определенно ниже среднего роста и весом с карманного суслика. Не по размеру большой красный свитер доходил ей почти до колен, поэтому я мог лишь гадать, насколько аппетитными выглядели ее бедра. Несколько темных прядей с медным отливом выбились из высокого хвоста, под левым глазом отпечаталась тушь, чему наверняка поспособствовал непрекращающийся снегопад. На короткий миг наши взгляды встретились. Девушка улыбнулась мне, и на ее щеках появились очаровательные ямочки.

Когда я вошел в раздевалку, эта улыбка все еще стояла у меня перед глазами.

 

Глава 4

Рид

 

В раздевалке царила расслабленная атмосфера, несмотря на то, что наши дела шли неважно. Парни перематывали свои клюшки и обсуждали турнирную сетку под сакральную Learn to Fly группы Foo Fighters.

Я считал эту песню слишком слащавой, но каждый раз, когда нам не удавалось послушать ее перед матчем, мы получали по заднице. Разумеется, это всего лишь совпадение. Ведь если бы песня действительно приносила удачу, то, включая ее перед каждой игрой, мы бы никогда не проигрывали, верно? А мы, черт возьми, проигрывали. Но проще убедить атеиста в существовании Бога, чем хоккеиста в том, что все эти спортивные ритуалы не что иное, как чушь собачья.

Когда я подошел к своему шкафчику, разговоры резко прекратились. И я сразу понял почему. На верхней деревянной панели, прямо над вешалкой с моим джерси, был приклеен на скотч свежий выпуск газеты The Denver Post, первую полосу которой украшала моя фотография. Центральный заголовок гласил: «Рид Харди – посмешище лиги».

Сбросив с плеча сумку со снаряжением, я развернулся и обвел мрачным взглядом помещение, оценивая каждого из товарищей по команде. Большинство парней избегали зрительного контакта со мной или смотрели себе под ноги. Несмотря на то, что у нас не было капитана, «Дьяволы» всегда отводили мне роль лидера команды. Невзирая ни на что, я был полон решимости им и остаться.

– Кто? – спросил я.

Внешне я держался спокойно, но внутри кипел от злости. Мои сжатые кулаки буквально вибрировали от потребности врезаться во что‑нибудь твердое.

– Гейт, – ответил Кэмпбелл, затягивая ремешки на щитках.

– Старик сегодня явно не в духе, – добавил другой наш защитник, Эд Келли, чей шкафчик соседствовал с моим.

– Сукин сын! – выплюнул я, срывая газету.

Казалось, будто весь долбаный мир ополчился против меня: тренерский штаб, рекламодатели, руководство клуба, лига, репортеры… Спортивные аналитики, которые после каждого матча имеют меня в задницу. Мне, конечно, сложно их осуждать, потому что задница у меня что надо, но все это массовое давление реально сводило с ума. Однако пока я оставался сосредоточен, не было ничего, с чем я не смог бы справиться.

Я молча переоделся в свою черно‑красную форму с номером «7», зашнуровал коньки и взял в руки клюшку, чтобы ее перемотать.

– Харди.

Я поднял голову. На противоположной стороне, в дверном проеме, ведущем из раздевалки на лед, стоял наш главный тренер – Роквел Гейт.

– Как дела, сынок? – поинтересовался он тоном, который не предвещал ничего хорошего, и коротким кивком велел мне следовать за ним.

Мы вышли в тоннель, и тренер закрыл за нами дверь. После чего вытащил из кармана телефон, потыкал пальцем в сенсорный экран и вручил его мне. На экране была фотография Громова со спущенными штанами, позади которого маячил мой размытый силуэт.

Гребаный Бес и его новое тату.

– Это не то, о чем вы подумали.

– Мне плевать на твою сексуальную жизнь, Рид. Я тебе не жена и не мамочка. – Его редкие седые волосы были слегка растрепаны, а на круглом раскрасневшемся лице читалось неприкрытое раздражение. – На что мне не плевать, так это на то, как мои подопечные проводят свое свободное, мать его, время. Какого черта вместо полноценного отдыха перед игрой ты напиваешься в дешевом баре?

– Я живой человек, ясно? Если у меня отстойное настроение, то я иду и надираюсь в дешевом баре! – Эти слова прозвучали резче, чем мне бы хотелось, но я уже был на взводе.

Гейт запрокинул голову и смерил меня свирепым взглядом.

Я стоял перед ним на коньках, поэтому его пятидесятитрехлетняя лысеющая макушка едва достигала моей груди. Но несмотря на довольно высокий рост в сто девяносто пять сантиметров, я не был самым крупным парнем в команде. Громов обгонял меня как минимум на двадцать килограммов. Зато я считался самым стойким и выносливым «Дьяволом», полностью оправдывая свою фамилию. Журналисты дали мне прозвище Гора Харди, потому что свалить меня на льду практически невозможно, а прямое столкновение со мной с высокой долей вероятности доставит противнику немало проблем.

– До этого сезона тебе везло в карьере, Рид. Но, очевидно, везение себя исчерпало. – Он отстранился, вглядываясь в мое лицо своими пронзительными голубыми глазами. – Посмотри, в кого ты превратился? Вчера ты надрался в каком‑то свинарнике, позавчера разбил камеру репортеру ESPN. Что там у нас еще? – Гейт поднял руку и принялся демонстративно загибать пальцы. – Драка в аэропорту Сиэтла; скандальные антиправительственные твиты; судебный иск от популярной феминистки из Тик‑Тока, которой ты публично предложил тебе отсосать…

– Она написала под видео со мной: «Только парни с маленькими членами так паршиво играют в хоккей». Ну, я и предложил ей проверить.

– Не напомнишь, сколько взыскал с тебя суд за ее «моральные страдания»?

Тяжело вздохнув, я скрестил руки на груди.

– При всем уважении, сэр, это самая отстойная мотивационная речь из всех возможных.

– Ты думаешь, я стою здесь, чтобы мотивировать тебя, идиот? Твои неудачи – вот твоя гребаная мотивация! Если тебя выставят на обмен и никакая другая команда тобой не заинтересуется, ты отправишься в АХЛ! О такой карьере ты мечтал, Харди? Ради этого ты вкалывал как проклятый столько лет?

Я стиснул зубы с такой силой, что заболела челюсть.

Нет, черт. Нет. Точно не ради этого.

В раздевалку я вернулся в еще более паршивом настроении, чем был до этого.

– Направь свою злость на лед, Харди, – тоном протестантского пастора произнес Коннор, протягивая мне мой шлем.

– Или на «чикагцев», – поиграл бровями Громов, подбрасывая в воздух свою кельтскую монетку.