Королева восстанет
Несмотря на то что на его лицо вернулась прежняя каменная маска, мне показалось, что у него в глазах светилась боль. Или я просто ее нафантазировала, потому что хотела увидеть? Потому что отчаянно желала, чтобы у него еще остались чувства ко мне?
– Не знаю, – выдавила я. – Я должна была поставить на окно свечу и ждать.
Бенедикт недоверчиво фыркнул и покачал головой:
– Либо из тебя ужасная лгунья, либо ты еще наивнее, чем я думал.
Я растерянно моргнула:
– Почему?
– Никому бы не удалось незаметно вывести тебя из поместья. Я приказал всем своим охранникам защищать тебя любой ценой. И ты серьезно считала, что брат смог бы тебя спасти, только потому, что полгода назад, когда там находилось минимум охраны, он сумел спрятать кинжал?
– Я…
Слова Бенедикта выбили почву у меня из‑под ног. А ведь он прав. Мне даже в голову не приходило, что Валь мог потерпеть неудачу. Он давал мне обещание с такой уверенностью, что у меня даже не возникало сомнений. А что, если это тоже являлось частью плана? Если на самом деле он никогда и не собирался меня спасать?
– Прекрати врать, – прорычал король. – Все равно я не куплюсь на роль невинной жертвы. Итак, как твой брат собирался тебя оттуда вызволить?
– Не знаю! – повторила я, на этот раз настойчивей. Во мне бурлил гнев. Гнев на саму себя. На то, что никогда не добивалась ответов. На то, что довольствовалась обещаниями, которые с таким же успехом можно скормить маленькому ребенку.
Неудивительно, что Бенедикт не верил ни единому моему слову. И боюсь, если в ближайшее время не сообщу ему ничего убедительного, он найдет новый способ добыть сведения.
– Каков был план на празднование летнего солнцестояния? – задал он следующий вопрос.
– Точно не знаю, – вновь услышала я собственный голос, лихорадочно собирая все крохи информации, которые могла ему предоставить. – Первоначальный план состоял в том, чтобы совершить на тебя покушение, если я не убью тебя раньше. Но я пыталась помешать Валю его осуществить. Сказала ему, что это неправильный путь и что я передумала. Знай я, что он тайком отравит меня… – Голос надломился. Да, а что тогда? Предала бы Валя ради спасения Бенедикта? Или нашла бы способ решить проблему мирным путем? Без понятия. Да это и не важно, ведь все вышло иначе, поэтому я так и оставила предложение незаконченным. – Я хотела его остановить, – продолжала уверять я. – Я давно изменила свой план! И не воспользовалась кинжалом, так как знала, что это было бы ошибкой!
– Давно изменила? – огрызнулся Бенедикт. – На клинке обнаружили твои отпечатки. Ты держала это оружие в руках. Возможно, всего за пару часов до того, как твой брат решил закончить то, что не сумела ты. Ты не изменила план, Флоренс, ты просто поняла, что не хочешь сама пачкать руки! А теперь думаешь, что таким образом сможешь доказать передо мной свою невиновность? Собственной трусостью?
В ужасе я замотала головой:
– Это неправда! Я…
– Прекрати врать, черт тебя побери! Если хочешь спасти свою никчемную жизнь, то выдай мне что‑нибудь полезное. Как найти остальных членов твоей семьи?
Все объяснения застряли у меня поперек горла. Никчемная. Это слово будто жалит, но боль сразу сменилась охватившей меня паникой. Я не могла ответить на этот вопрос. Если заговорю… Если дам ему хоть малейший намек на местонахождение своих родителей…
Когда я медленно покачала головой, тонкая нить терпения Бенедикта окончательно лопнула. Он ударил кулаком по столу, и я вздрогнула.
– Где они? – прорычал король, наклонившись так близко ко мне, что показалось, будто его дыхание коснулось моей кожи.
– Этого я тебе сказать не могу. Прости, – прошептала я и сжала трясущиеся губы.
Бенедикт энергично оттолкнулся от столешницы. Без видимой цели прошел пару шагов по помещению, словно его телом управляла всепоглощающая ярость. Лира протянула к нему руку, однако он от нее отмахнулся и опять повернулся ко мне.
– Хочешь, чтобы я сделал тебе больно? – резко спросил он. – Потому что именно к этому ты меня принуждаешь, Флоренс. Ты не даешь мне ничего!
От его слов у меня внутри все покрылось ледяной коркой, но вместе с тем вспыхнула и злость. Злость из‑за того, что он мне не поверил. Из‑за того что даже не захотел слушать мои объяснения. Из‑за того что создал такое ложное представление обо мне, в то время как я на протяжении стольких месяцев упорно училась наконец‑то смотреть на него правильно.
– Я дала тебе все! – решительно возразила я. В голосе отчетливо прозвучало отчаяние, отчего с каждым словом я как будто все больше задыхалась. – Ради тебя я пошла против семьи, старалась предотвратить именно это, но…
– Заткнись! – громче прежнего прогремел он. – И я должен поверить в эту чушь? В то, что ты явилась меня убить, не зная о планах своих родителей? И как они тебя потом вызволят? Ты утверждаешь, что в итоге не согласилась с их планом, но одновременно защищаешь их. Так что извини, но на твои сказки я не куплюсь. После шести месяцев притворства мне как‑то сложновато тебе доверять.
Я сглотнула. В горле образовался густой ком, а перед глазами все расплывалось от слез.
– Знаю, мне потребовалось слишком много времени, чтобы осознать свою ошибку. И сейчас понимаю, что наш план был неправильным, но мы должны были что‑то предпринять! Не могли продолжать жить как прежде! Ты не понимаешь…
Но он оборвал меня на полуслове:
– И не желаю понимать.
– Бен… – Голос Лиры на удивление мягок. – Может, она действительно говорит правду.
Теперь его мрачный взгляд упал на нее. Не веря собственным ушам, он покачал головой:
– Ты вообще ее слышала? Она хотела убить меня, а ты на полном серьезе ее защищаешь?
– Но я этого не сделала! – дрожа всем телом, повторила я, чем опять переключила его внимание на себя. – Могла, но приняла решение этого не делать!
Бенедикт снова обернулся, возвышаясь надо мной, и в этот момент меня оставила последняя надежда. Я видела, что для него разговор окончен. Он больше не намерен тратить время на простые вопросы. Я упустила свой шанс.
– Бен, – еще раз позвала Лира. Оторвавшись от стены, она пересекла комнату и остановилась рядом с братом. Мягко коснулась его предплечья. – Пожалуйста…
Несмотря на мрачное выражение лица, его черты смягчились. В них вновь проявился мужчина, которого я знала и любила. И если хотя бы какая‑то его часть меня слышала…