LIB.SU: ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

Костры иллюзий

Виктория с раннего детства считала свои яркие, волнующие, пугающие, загадочные сны полноценной частью существования. С возрастом она стала находить тому логические и даже информационные подтверждения. Живой мозг не знает сна. И если он регулярно выдает своему обладателю значительные, незабываемые видеосюжеты, столь выразительные и полноценные в эмоциональном плане, – значит такова цель его программы. План судьбы, связывающий прошлое и будущее. И это, возможно, единственное объяснение того, что ты во сне испытываешь шок от узнавания совершенно незнакомых мест. Стынешь на ветру отчаяния и тоски, когда из освещенного круга сна ступает в глушь ночи силуэт, который никого не напоминает или, наоборот, похож на многих. И лишь ты и только в этот миг понимаешь, что роднее души нет на свете. Проснешься – и несешь боль потери, как драгоценный дар.

Так в реальной жизни Виктории возник эффект обратного узнавания. Она забыла сюжет давнего сна, потерялась в лабиринте ночей даже сама картинка. Лишь собственная острая реакция хранится где‑то в уголке сознания. Это может быть страх, отчетливое понимание опасности. Это иногда просветленное освобождение от тяжести, которая секунду назад казалась необъяснимой, неподъемной и вечной. Или самый редкий и желанный миг: плотная и теплая волна озарения, покоя, надежды и приближения какой‑то особой цели, еще не разгаданное узнавание… Виктория даже не помнит, с чем это бывает связано во сне, но она давно не удивляется, когда концентрат ночных эмоций берет ее в плен наяву. Это может случиться из‑за звука чьего‑то голоса, сочетания слов, чужого взгляда, который она вдруг узнает и понимает.

Виктории недавно исполнилось сорок. Она пять лет замужем за кинорежиссером, снимается во всех его сериалах. У нее дочь, которая ступила в возраст своей самостоятельности и живет в отдельной съемной квартире. Лена учится в консерватории по классу фортепиано и параллельно участвует в «чесах» разных групп как пианистка или аккомпаниатор поп‑звезд. Виктория редко видится с дочерью, еще реже слышит, как та играет. Она не может судить о том, насколько хороша Лена как музыкант. Но она ясно видит, что дочь выстроила свои приоритеты: она, конечно, любит музыку, но не бескорыстно. Для Лены важен тот факт, что музыка стала ее инструментом для получения постоянного и хорошего дохода. Виктория не видит в том ничего плохого. Лена сама создала свой завершенный образ делового и расчетливого человека. Она прочно стоит на ногах. Можно быть уверенной: ее дочь всегда сумеет все просчитать, чтобы не допустить погрешностей в планах и, не дай бог, эмоциональных ошибок.

В рациональности Лена пошла дальше и решительнее матери. Хотя Викторию тоже многие считают рассудительным и даже расчетливым человеком, никто не сможет привести примеры ее необдуманных слов или опрометчивых поступков. Она надежно закрыла от всех глаз свой сундук тайных путешествий из яви в сон и обратно. И она никогда и никому не признается, что сокровища того сундука часто кажутся ей самой главной реальностью, вершиной осмысленного существования, напрочь лишенного банальных толкований и примитивного порядка.

Ваня, младший сын Виктории, живет с ее родителями. Он учится в седьмом классе, нуждается в постоянном присмотре, режиме и правильном питании. А Виктория вечно пропадает на съемках. Так что и тут все в порядке: Ване лучше с бабушкой и дедушкой, Виктория за него спокойна.

С отцом своих детей, Алексеем, Виктория развелась почти шесть лет назад. Леша – кинооператор, которому раньше постоянно приходилось искать новое место работы. Он очень талантливый, невероятно импульсивный, непредсказуемый… И – как следствие такого сложного набора – пьющий, завязывающий и после трудного периода воздержания вновь впадающий в запой. Впрочем, в последний год все изменилось. Леша вырвался из порочного круга, стал сам себе режиссером, смог создать собственную студию, которая быстро приобрела известность. Он сумел прийти к большому успеху.

А после развода Виктория сама занималась разменом их четырехкомнатной квартиры: для себя и детей нашла неплохую трешку, для Леши однокомнатную в Подмосковье, в Москве не получилось. Да так и лучше – у него не будет соблазна к ним являться, когда выпьет. Она сама заботливо сложила его вещи и перевезла вместе с частью мебели в новое жилище. Аккуратно поместила одежду Леши на вешалки в новом шкафу, купила в местном хозяйственном необходимую посуду, на рынке хорошие продукты и сделала полный обед как минимум на неделю. Алексей не умеет готовить, он даже не всегда помнит, что нужно поесть.

Обустроив жилье своего бывшего мужа, Виктория долго отмывала там все до блеска, что помогало ей ни о чем не думать и ничего не чувствовать. Вечером устало присела на кухонный диванчик, размышляя: позвонить ему, чтобы рассказать, где, что и как разогревать, или просто уйти, оставив записку? Ясно понимала только одно: надо убежать, чтобы не встретиться и не прощаться. Второе как‑то совсем невероятно.

Был уже поздний вечер, а она все сидела там, не включая свет. И вдруг дверь открылась. Алексей вошел в кухню, щелкнул выключателем и не удивился, увидев Викторию. Он был совершенно трезв.

– Спасибо, Вика, – сказал он. – Я утром вышел из хлева, даже отдаленно не напоминающего жилье, а вернулся в чистую, уютную, пахнущую вкусной едой квартиру. Прямо как будто домой пришел… Тебя проводить? Детям, наверное, ужинать пора. Нет, извини, не подумал. Конечно, нет. Не стану беспокоить детей. Я постараюсь не слишком их травмировать своими визитами. Буду терпеть, сколько смогу. У меня к тебе только одна просьба: не потеряй ключ от моей берлоги. Не для того чтобы тут убирать и готовить: я эти вопросы решу. Просто меня греет такая мысль: у Вики есть ключ, и она в любой момент может открыть дверь и войти. И даже не потому, что мне это нужно. У меня как раз все хорошо. Работа пошла отлично. И я уже неделю не пью ни капли. Смешно, да? Такие подвиги. Наверное, единственно возможные для такого жалкого человека, как я.

– Ты не жалкий, – произнесла Виктория. – Ты просто слишком добрый, беззащитный и ранимый. И я понимаю твою беду, ты же знаешь. Тебе нужно защищаться только от самого себя. Все остальные тобой восхищаются, любят или, на худой конец, жалеют твой талант и постоянно ноющую душу. Конечно, я не потеряю этот ключ. И к детям приезжай, когда захочешь.

– Да, конечно, спасибо тебе, – он смотрел на бывшую жену как маленький, полностью зависимый ребенок.

Она поднялась, мучительно думая, как обойти его, чтобы не коснуться, не заглянуть в его вечно виноватые глаза. Не взглянуть не получилось. Он тоже не шевельнулся, только произнес:

– Все в порядке. Я очень люблю тебя.

– Хорошо, – кивнула она. – Береги себя. И не обрывай связь ни в каком случае.

Они оба поняли, о чем она сказала. О его запоях, когда он сам укрощал себя, как дикого зверя, запирался, метался, понимал, насколько он может быть опасен самому себе. Детей Леша никогда не обижал, наоборот, постоянно чувствовал себя виноватым и сдерживал проявления своей горячей любви. Виктория не слышала от него ни одного грубого слова. И вот решилась на такой жестокий разрыв – только потому, что однажды четко поняла: их дети не должны оказаться у пропасти, на дне которой горе и боль. Ни на секунду не должны.

– Пока, Леша, – она быстро ушла.

В темном чужом дворе ей пришлось опереться на грязную стену этого ужасного дома, чтобы не упасть. Она прокусила себе губу до крови, стараясь сдержать вой на полную луну, которая пялилась на нее, издевалась и злорадствовала.

– И я тебя люблю, Леша, – прошептала Виктория.