Костры иллюзий

А в ту ночь августа, с терпким запахом осени, Лена и Константин совсем не могли спать: слишком устали за последние недели с переездами, бурными вечеринками после выступлений, волнениями и ссорами, какие неизбежно возникают в гастрольных коллективах. Они блаженно валялись на подушках, пили вино, ели фрукты, сладости и болтали обо всем, что приходило в голову. И вдруг Костя воскликнул:

– Слушай, а ведь Алексей Серов – твой родной отец?

– Да, а что?

– А то, что новости нужно читать. Я сам только что сообразил. Он получил главный приз Каннского фестиваля за «Лучший документальный фильм о людях». И еще за режиссерский дебют и операторскую работу. Он там вроде выступил как человек‑оркестр. Даже сценарий его.

Лена побледнела от потрясения. Взяла с тумбочки смартфон, быстро нашла, долго читала обильную информацию.

– Даже не знаю, что сказать, – произнесла она в ответ на вопросительный взгляд Константина. – Я с папой в последние годы почти не виделась. Некогда обоим. Живем далеко. Мама с ним развелась из‑за его пьянства и безалаберности. А мы с братом с детства только и слышали, какой папа гениальный и какой бывает плохой. Достало это все. Ему вообще никакие награды не нужны по ходу. Он всегда работал ради работы, а все, что получал, раздавал бесконечным прилипалам. Потому я и стала зарабатывать с семнадцати лет. Начинала музыкальным воспитателем в детском саду на второй день после выпускного… А такая премия – это же, наверное, сумасшедшие бабки?

– Да, в общем, не то слово, – авторитетно заверил Константин. – Я бы, наверное, повидался с таким папой. До всех прилипал, число которых, полагаю, сильно увеличится буквально в ближайшие часы.

Через неделю Лена позвонила Алексею – просто спросить, как дела. Он ответил, что нормально, ничего не уточняя. У Алексея не было иллюзий по поводу большого интереса выросших детей к его персоне. Лена ответила так же скупо на встречный вопрос о своих делах. Потом как‑то замялась: не продолжала и не прощалась. Алексея это обеспокоило, и он осторожно уточнил:

– Дочка, у тебя голос немного странный. Может, случилось что‑то?

– Даже не знаю… И вообще, такое не говорят по телефону. Может, как‑то потом…

Ее голос казался слабым и даже прерывался. Она начала прощаться, но Алексей твердо произнес:

– Нет, Лена, давай уж договорим. Я же чувствую: что‑то не так. Оборвем разговор – и опять пропадем надолго друг для друга. Твои гастроли, мои экспедиции… Я как раз у себя дома, решил отдохнуть. Ты можешь приехать ко мне прямо сейчас?

Лена задумчиво помолчала. Алексей настойчиво повторил:

– Ответь, Лена. Ты можешь приехать ко мне или подождать меня в своей квартире? Я сам к тебе подскочу.

– Да, папа, тогда я еду, – произнесла Лена. – Я в машине вообще‑то, выехала из одного места. Ты мне адрес свой сбрось. Мама мне его диктовала когда‑то, но я не уверена, что правильно помню. И спасибо тебе. Просто захотелось поговорить именно с тобой.

На самом деле Лена звонила отцу из своей квартиры. Она положила трубку и подошла к большому зеркалу в спальне. Даже немного испугалась, взглянув на свое отражение. Она неделю держала жесткое «очистительное» голодание. У Лены это не слишком частая, но регулярная процедура для поддержания формы. В отличие от своей мамы, которая всегда ест что и сколько хочет, оставаясь неизменно стройной, Лена в самостоятельной жизни обнаружила у себя склонность к полноте, стоит чуть зазеваться. Тогда и ввела для себя эти «очистительные голодания» в щадящем варианте. Лена слишком хорошо к себе относилась, чтобы пойти на такие истязания, которыми занимаются многие женщины. Ей для поддержания нужного веса и свежести кожи хватало «голодных» суток раз в две недели. Но тут был случай особый, требующий нестандартного результата. И Лена честно проголодала ровно неделю. Временами ей казалось, что она теряет сознание от слабости, если вообще не умирает.

И вот он, результат. Серовато‑бледное лицо, вытянувшееся, со впалыми щеками, темные круги под глазами, резкие складки от носа к губам… И больные, страдальческие глаза, которые как будто проваливаются в кости черепа. Вид, конечно, чудовищный, и это как раз то, что требуется для ее задачи. О косметике нелепо думать, тут главное – доехать, не привлекая особого внимания нормальных людей. Встретить знакомых было бы вообще катастрофой.

Алексей открыл дверь, растерянно посмотрел на дочь, но сдержал вопросы. Постарался спокойно улыбнуться, легко прижал ее к себе. Проводил в комнату, усадил на диван.

– Ты выглядишь усталой, детка. Трудные были гастроли, наверное? Еще и жара такая везде сейчас. Я после твоего звонка выскочил в магазин, он у нас на первом этаже. Купил сок, воду, яблоки, вишни. Из еды сыр, яйца, хлеб, еще теплый, огурцы и помидоры. Да, главное – шоколадное мороженое, которое ты обожаешь. Давай принесу тебе воду и сок, я поставил их в морозилку к твоему приезду. Отдохни, а я сделаю омлет с сыром и помидорами. Потом мороженое. Как тебе? Или кофе сварить? Есть и молоко.

Лена судорожно сглотнула слюну, пока отец перечислял продукты. Такую пытку даже не могла себе представить: у нее от голода кружится голова, сводит все внутренности, а папа предлагает омлет с сыром, теплый хлеб и мороженое. А воля Лены уже на последнем издыхании. Увидит еду, понюхает – и всему конец. Начнет есть, остановиться не сможет, пока все не прикончит…

– Надо же, – слабо произнесла она. – Я даже забыла, что ты умеешь готовить. Сейчас вспомнила твой омлет, когда мама рано убегала на съемки. Он мне тогда казался самым вкусным на свете. А сейчас… Папа, просто принеси мне стакан воды… И пока все. Для меня еда стала проблемой… Небольшой.

– Так. – Алексей придвинул стул к дивану, сел, взял дочь за руку. – Теперь у меня больше нет сомнений. Лена, ты или заболела, или что‑то ужасное с тобой случилось. Я очень прошу: расскажи мне все. Быстро и сразу. Так будет легче, вот увидишь.

И Лена заговорила… Медленно, подолгу подбирая слова. Тут самое важное – не сделать откровенных ошибок. Никаких терминов, которые можно проверить, никаких адресов и имен. Реальная слабость помогла ей выстроить туманное описание беды. Она пользовалась самыми общими обозначениями того, что в наше время поймет любой. Прогрессирующее недомогание, слабость, отсутствие аппетита… Заставила себя посоветоваться с опытной знакомой. Маму и бабушку не захотела пугать. Знакомая посоветовала маленькую частную клинику. Там нет очередей и скромные суммы. Нет сил говорить о подозрениях специалистов, о результатах первых анализов… В общем, там лимфатические узлы… С ними все не так. Сказали, что нужны тщательные исследования… На все это требуются силы, время и, главное, деньги. Наверное, очень большие деньги. Прогноз врача не совсем плохой, но, во всяком случае, очень тревожный. Лена слушала себя со стороны и не сомневалась в том, что в такое невозможно не поверить. А папа… Он не способен усомниться в том, что его ребенок говорит правду. Было очевидно, что Алексей с первых слов понял, о чем речь. Услышал то, что Лена старательно не называла. И он сам ни за что сейчас не озвучит то, что понял. Лена смотрела в его страдальческие глаза и вспоминала этот взгляд. Так папа в отсутствие мамы смотрел на нее, когда она разбивала локти или колени. Он старательно дул на ранку и долго не мог решиться промыть эти царапины антисептиком и замазать зеленкой. Папа страшно боялся причинить ей еще большую боль. Именно так он смотрел на нее сейчас, и ни за что не произнес бы слово «рак», которое может вонзиться в ее сознание, как скальпель, который ей может грозить… Лена любила эту его деликатность, хотя давно уже оценивала с позиций своей взрослости и силы – это, конечно, слабость. Но спасибо тебе, Господи, за таких слабых людей! Без них было бы слишком мрачно.