Костры иллюзий
Лена видела потрясение и страдания Алексея. Ей как зрителю даже понравилась эта сцена. А мама как‑то сказала дочери, что профессия актрисы не для нее. «У тебя очень много способностей, но актерского дара нет. И это, может, даже к лучшему. Тяжелый и часто неблагодарный труд», – успокоила она Лену. Интересно, как Виктория оценила бы дочь в этом образе. Но тут ясно одно: пытаться обмануть маму было бы слишком рискованно: раскусила б только так. Да и смысла никакого.
Короче, Алексей, конечно, тут же сообщил дочери, что с деньгами все будет в порядке в любом случае. Так все совпало, что он получил большую премию. Деньги пока не дошли, но этим занимаются другие люди. И все будет хорошо, отец знает множество примеров. Можно поехать для исследований и вероятного лечения в самую лучшую клинику мира. И так далее и тому подобное. Лене удалось благодарно улыбнуться, уткнуться лицом папе в плечо и даже стереть несуществующую слезу.
Простились нежно, искренне, договорились о постоянном созвоне. Лена села в машину, уже не чувствуя себя иссушенной мумией, неспособной даже дышать. Она прекрасно дышала после стакана холодной воды, выпитой у отца. А воображение уже подсовывало соблазнительные видения нежных ароматных стейков, пирожных и мороженого.
Мучила ли ее совесть? С такой химерой она не была знакома. И в чем, собственно, преступление? Разве не отец должен решать проблемы ребенка и поддерживать его во всем? А та проблема или иная – это уже не суть. Лена обозначила ту, которая безошибочно работает. И им обоим было совершенно понятно, что для премии отца лучшее применение – отдать ее на счастливое и комфортное будущее дочери. Это достойнее и логичнее, чем нашпиговать деньгами прилипал и аферистов, а дальше пропивать до зеленых чертей свой замечательный талант, который может привести и к другим премиям. Лена даже растрогалась, так у нее все мило и разумно получалось. Набрала номер папы и ласково произнесла:
– Боже, пап, я такая эгоистка. Я же не поздравила тебя с наградой. А о твоем успехе все только и говорят. Я так горжусь…
– Ты знаешь, как меня поздравить, Лена, – ответил Алексей. – Ты должна быть здоровой и счастливой. Это и будет моя награда.
Лена набрала номер Кости:
– В общем, все получилось. Только деньги пока не пришли, этим занимаются другие люди.
– А ты сказала отцу, что нужно наличными? Я говорил тебе, что такой большой перевод неизвестного назначения может вызвать интерес банка, проверки, уточнения, ну, ты понимаешь.
– Да, помню. Но пока было не до деталей. Потом скажу. Пока. Помираю с голоду.
А потом случился тот пожар…
Часть вторая. В лабиринте обманов
Роль Юлии
Виктория волновалась. Такое привычное для нее состояние. Но еще никогда ее волнение не было настолько… растерянно‑приподнятым, что ли. Она была ошеломлена успехом Алексея, столь долгожданным и заслуженным успехом. Его всегда называли гением, но, как правило, со снисходительным оттенком. Типы таких гениев‑неудачников, которые с очевидным успехом лишь гробят собственное дарование, назовет любой. И в лучшем случае выразит сожаление, а не злорадство по поводу тягостной участи творца, которого временами отторгает собственное творчество. И вроде бы это так и выглядело, когда Алексея затягивал страшный процесс, который мог показаться самоуничтожением. И только Вика, втайне от всех и даже вопреки собственным убеждениям, понимала, даже видела, как в кровопролитной битве личности с реальностью и собственной жизнью трагически гибнут уже открытые смыслы… И это не зря, потому что вдруг рождается что‑то настолько новое и сильное, что не сразу в состоянии оценить сам Алексей. Но только он увидит, ощутит высоту и тяжесть приобретения и сроднится с ним. Подавляющему большинству людей даже неведомы такие потери и находки.
Виктория давно знала, что все ее тревожные сны и болезненные предчувствия рождены лишь страхом несчастья, болезни или даже гибели Алексея. И больше ничего она, кажется, не ждала. И вдруг такое невероятное осуществление самых неправдоподобных надежд! После стольких лет их разлуки и его кромешного одиночества. И никто не знает, что это не победа Алексея, потому что для того не существует побед или поражений. Он верит лишь в явление очевидного, конкретного смысла из рожденной в муках мечты, смутной идеи.
Виктория никогда так не гордилась собственной удачей, она для этого слишком трезвый и критичный человек. А сейчас она позволила себе гордиться не столько Алексеем, сколько своим выбором, своей правотой в оценке человека, настолько не вписывающегося в общий ряд, по‑прежнему любимого человека, из‑за сложностей которого пришлось резать их души по живому, спасая покой детей. Вот в чем ее успех. Леша такой, каким только она его видела, причем с первых мгновений знакомства.
Она решила поздравить бывшего мужа не по телефону, а приехать к нему. Желательно с подарком. Может, шампанское, что‑то вкусное. Может, вообще купить ему, наконец, по‑настоящему хороший костюм или туфли. Страшно не хотелось нарушить какие‑то принятые по умолчанию границы, внести смятение в их отношения, которые так долго выстраивались как спокойно‑дружеские или условно родственные. И она остановилась на шампанском и красивой, но не слишком дорогой рубашке.
Был тихий вечер мягкой осени. Скучный, серый и всегда пустынный двор даже похорошел в туманном свете лиловых облаков. Виктория почти подъехала к парковке у подъезда. Там, как всегда, две‑три машины, не больше. И вдруг из одной вышла женщина и уверенно направилась к подъезду Алексея. Виктория затормозила и сдала немного назад. Она узнала женщину. Это была Юлия Высоцкая. Она раньше работала фокус‑пуллером оператора Серова, теперь стала при нем помощником режиссера.
