Кот по имени Семён Семёнович Горбунков

– Ах, вот оно как… прынцессочка дедова, да? До простых смертных нам и дела нет, да? – Сергей, словно в стену с разбегу врезался, осознав, что все его старания пошли прахом, а раз так, можно уже и не изображать что‑то этакое! – Куда уж обычному парню до тебя, да, дрянь питерская?

Он шагнул было к ней. Нет, ударить и не думал, а вот схватить за плечи, потрясти, душу отвести, глядя на её страх, утешиться хоть этим, внезапно очень захотелось.

Прилетевший в челюсть кулачок, разумно укрытый несколькими слоями плотной льняной ткани, отбросил его обратно в ванную, а Семён Семёнович, бросившийся ему под ноги и красиво заплетший конечности недруга, непринуждённо уронил его на пол. Кусок мыла, на которое прилетел несостоявшийся жених, доделал начатое хозяйкой и её котом.

– Нда.. надо было его сначала развернуть к двери, а потом стукнуть! – деловито посетовала Ирина. – Ааааабидна, однако! Интересно чего он так вопит? Cёмочка, ты не в курсе? Ну, на пол грохнулся и что? Отбил мозг сотрясением нижних полушарий? Эй, ты! Ударник матримониального фронта, чего ты так воешь? Чего‑чего у тебя пострадало, болезный? Ой, нет, считай, что я не спрашивала. Вот это меня уже не интересует!

Выставить этого типа, травмированного в особо уязвимом месте обычным куском мыла, было не так просто, как кажется, но Ирина справилась, а закрыв и заперев за ним дверь, удалилась в комнату и… и вовсе даже она не плакала, а плюхнулась на кровать и рассмеялась.

– Это ж надо, а? Вошёл жаааних целый и невредимый, вышел брошенный, поцарапанный котом, ушибленный ванной в лоб, мной в челюсть, полом в филей и мылом в… самое дорогое, что у него есть – раз ни чести, ни совести, ни чувства собственного достоинства не наблюдается! Хорошо хоть мыльница в сражении не участвовала – мы бы ему вообще бы ничего целого не оставили.

Кот не очень понял перечень действующих лиц, зато чётко осознал, что враг изгнан с его непосредственным участием.

Вадим позвонил сестре как раз когда она готовила праздничный обед себе и Семёну Семёновичу – отметить баталию и собственную викторию, а заодно и конфузию бывшего женишка.

– Ты как? – обеспокоенный голос старшего брата почему‑то заставил Ирину потереть глаза.

Макс звонил ей уже больше полугода, а Вадим всего несколько раз. И вот сейчас Ирина почувствовала, что ей становится тепло и с той каменно‑заледеневшей стороны сердца, где жила память о старшем брате‑гении, до которого ей никогда в жизни не дотянуться. Словно отвалилась эта ледяная зависть и извечное раздражение, разбитые вдребезги настоящим беспокойством и тревогой Вадима.

– Ира, ты плачешь? Слушай, я могу к тебе вылететь уже через… да вот уже часа через два с половиной. Билеты есть, я узнавал. Не расстраивайся, мы всё решим! А того мерзавца я лично на шашлык разделаю!

– Ваааадииим, – проскулила Ира, – Я его сама побила!

– Че – го? – Вадим решил, что ему послышалось.

– Я его треснула так, как ты меня как‑то учил? Помнишь? Меня мальчишки обижали, и ты показал, как бить? Ну, мне лет десять было, я ревела и тебе мешала.

Вадим помнил. Помнил и уткнулся лбом в стенку от безнадёжного желания вернуться туда, обратно в детство, вытереть слёзы Ирке, поколотить всех мелких паразитов, которые её задирали, резко сказать деду, чтобы он не смел обзывать ЕГО СЕСТРУ бестолковой и тупой. Только вот ничего не вернуть, и ей пришлось во всём этом барахтаться самой.

– Ир, ты прости меня! Я виноват. Я так виноват перед тобой. Я не… не защитил. Я был бесполезен.

– Как выяснилось нет, – сквозь слёзы рассмеялась Ирина. – Я всё‑таки запомнила, как надо бить, и мы с Семён Семёновичем и мылом почти добили моего бывшего жениха…

– А Мыло это кто? – осторожно уточнил Вадим. – Семён Семёнович – это кот, мне Макс сказал, а вот Мыло…

– Вадька, я тебя люблю! – расхохоталась Ирина, – Слышишь? Тебя и Макса.

Где‑то в небесном пространстве между Питером, Москвой и Новосибирском шел настоящий ледоход и ломались вековые льдины, освобождая что‑то крайне нужное этим троим.

Несмотря на осень и холодные ветра, несмотря на возраст и жизненный опыт, несмотря на… на все эти очень разумные доводы и том, что надо любить только себя, а всё остальное – пыль, из давным‑давно растёртых в мелкий порошок привязанностей, возникало что‑то очень‑очень тёплое, важное и нужное. Крепкое и нерушимое, ценное и настоящее.

– Я тебя тоже! – Вадим не видел, как счастливо улыбалась Ирина, вдруг обнаружившая, что вместе с тем несчастными дyрнeм она, похоже, избавилась и от своего вечного одиночества.

Одиночество ведь не выносит не только котов, но и родных, которые готовы прилететь к тебе за несколько тысяч километров, а также оно абсолютно и совершенно не переваривает слово «люблю», сказанное от души.

– Только я всё‑таки к тебе прилечу. Позволь мне тебя проводить к Максу. Заодно и сам его увижу. Странное дело, соскучился я по вам обоим! Тем более, что у нас в Москве теперь племянница имеется – дочка Серёжки. Макс говорит, что она очень смешная… Навестим их. Ладно?

– А, знаешь, прилетай! Я… я буду так тебя ждать! Я ведь никогда не ждала старшего брата! – призналась Ирина.

– Хорошо, вот теперь у тебя будет такая возможность. Только ты так и не ответила, кто такой этот Мыл? – припомнил Вадим.

– А вот прилетишь, я тебе его покажу! – пообещала, расхохотавшись, Ирина.

Оказывается, это так приятно… Знать, что у тебя есть старшие братья, за которых можно спрятаться, укрыться за широкими плечами, борясь с детским желанием показать язык всем неприятелям разом! Можно представить брату кота по фамилии Горбунков и знать, что он тебя поймёт, можно даже с мылом его познакомить, и наслаждаться выражением его лица. Так много всего можно, когда чувствуешь себя нужной и любимой младшей сестрой.

Возможно, именно из‑за этого нового и дивного ощущения, Ирина шла в понедельник по институту так, что её с трудом узнал научный руководитель, глубоко задумавшийся над найденным на столе заявлением об увольнении.

– Ирина Антоновна, я не понял, что это?

– Это? Это я увольняюсь. Решила избавить вас от необходимости возиться с навязанным «тухлым яйцом». И да, позвольте извиниться за деда… Он не должен был как‑то вам докучать подобными вещами – я ехала, чтобы честно работать, а не быть в положении «академической внучки». Подпишите, пожалуйста, заявление, и я освобожу вас от своего присутствия.

– Слышала! Обиделась? Наябедничает! – эти панические мысли всполохами метались в голове научного руководителя, ясно отражаясь на физиономии.

– Да, случайно слышала, нет, не обиделась! И уж точно не стану жаловаться. На что? На собственную глупость разве что, раз давно не разобралась, что происходит! – Ирина приняла подписанный лист, заверила нервного руководителя, теперь уже бывшего, в том, что зла точно‑точно не держит, а уходя, сказала:

– Хотела сказать, чтобы вы не волновались… Я забрала кота. Ну, Семёна Семёновича Горбункова…

– Зачем? – не понял руководитель.

– Как зачем? Себе! Я в субботу его во дворике обнаружила и поняла, что он – мой кот!