Кот по имени Семён Семёнович Горбунков
Так и не придумав, кто сможет утешить красную, скулящую с натёртой лапами мордой девушку, Семён Семёнович решил действовать сам!
– Ну, что же мне делать? Ей же плохо! И становится всё хуже! Вон, сначала только из глаз капало, а теперь и из носа течёт – она уже кучу бамажек выкинула, которыми нос осушает! Он не осушается!
Сёма осторожно выбрался из кустов, запрыгнул на самый дальний от девушки край скамейки и мееедленнно покрался к ней. Как к мышке.
– Вот бедненькая, переживает! – отчаянно жалел рыдающую девицу кот. Выброшенный, никому не нужный кот по имени Горбунков Семён Семёнович.
Если бы её попытался описать кто‑то, только что видевший, то сказал бы, наверно, нечто вроде:
– Да такая… никакая! Обычная.
Это ещё если бы вспомнил, что вот эта самая обычная рядом прошла. А ведь скорее всего и не вспомнил бы.
Она знала… Всегда подозревала это – она никакая! Пустое место, которое только всем мешает, а её близким ещё надо думать, а куда же такую пристроить? Куда девать неудобную, неталантливую, нелюбимую, никому ненужную?
Ирина вытирала и вытирала слёзы, а они всё текли каким‑то нескончаемым водопадом.
Кажется, так давно она уехала из Питера в Новосибирск… ехала в надежде что‑то доказать, попытаться стать необходимой хоть где‑то! И что же?
– Да всё как обычно! Ничего‑то у меня не вышло… – Ирина упёрлась лбом в холодные руки, отстраненно подумала, что выглядит сейчас, как отражение осеннего Питерского дождя – у неё, как и у дождей в родном городе, никак не заканчиваются слёзы.
Нет, она сдержалась, даже когда выяснилось, что за ней неусыпно присматривал ученик деда, аккуратно подталкивая её работу, шлифуя и доводя до ума, делая безукоризненной. Её это оскорбило – она сама и могла, и собиралась это сделать, но выяснилось, что все в восторге – восторге от её исследований, которые оказались чудесным образом «вылизаны» до блеска и представлены на суд научной общественности.
Сдержалась, когда случайно услышала, как её научный руководитель, разговаривая с коллегой признался, что ему её навязали, приказав не допускать ни единой оплошности или резких замечаний в общении, велели обращаться как «с тухлым яйцом».
– Ну, конечно, внучка того самого Вяземского… куда уж нам‑то смертным… – с досадой закончил такой тактичный и умный Иринин руководитель.
Не выдержала она только, когда выяснилось, что человек, который ей так понравился, которого она мечтала представить деду, указав на него особым взглядом – дед поймёт, и назвав его имя сдержанно – гордым тоном, вот это самый особый для неё человек, был с ней исключительно из‑за её фамилии! Точнее, из‑за её знаменитого академика‑деда!
Это она узнала совсем недавно и тоже случайно – торопилась к нему в лабораторию, чтобы сделать сюрприз – позвать на пикник. Купила продукты, всё собрала в машине, приехала к нему, кралась как кошка, чтобы увидеть его изумлённые и радостные глаза, а вместо этого получила…
– Да, мам, постарайся быть повежливее. Да, я привезу её, наверное, на той неделе. Мам! Хватит! Кого бы ты мне не планировала, никто не может быть круче внучки Вяземского! Какого? Ма, ты что? Того самого. Да, академика Вяземского, который из Питера! Ну, конечно! Я тебе об этом и говорю, а ты мне всё про каких‑то своих девиц твердишь. Да, я думаю, это будет уместно – ужин по высшему разряду. Отца предупреди, чтобы он без своих шуточек… она такая… чопорная.
– Я? Я – чопорная? – против воли изумилась Ирина.
– На вид? Да никакая. Серая такая вся и тусклая. Да, именно, как ты говоришь, ни того, ни другого, – гоготнул Сергей. – И ни фигуристая ни разу, и на лицо посредственная. Да это и не важно, не тем она крута! Да, я тоже решил, что это не самое главное. В конце‑то концов, я, если надо будет, себе любую найду, а вот такое подспорье в карьере… такую поддержку… этого мне терять никак нельзя!
Ирина поняла, что её тошнит, словно она почувствовала какой‑то на редкость мерзкий запах.
– Надо уходить! – загудело в ушах. – Надо уходить, иначе он обернётся и меня увидит! Я не могу, чтобы он меня увидел. Это мне никак нельзя!
Она потихоньку, перебирая руками по стеночке, выбиралась из лаборатории, радуясь только тому, что сегодня суббота, что никого, кроме Сергея тут нет.
А вдогонку летели слова, как ядовитые стрелы, вышибая остатки сил:
– Да нет… на ней природа явно отдохнула. Средненькая такая… Тянут её, конечно, ещё бы! Я поначалу злился, понять не мог, что это какую‑то новенькую сотрудницу так пропихивают, а потом мне по секрету сказали, что она не однофамилица, а внучка того самого! Ага, прикинь, мам! Как свезло! И никто из наших ещё не прочухал, а я подсуетился и успел! Да у неё и отец – профессор, так что даже если от деда чего‑то получить не успею – батька её подсуетится, всё будет.
Ирина сумела выбраться! Не помнила, как промчалась по лестнице, как выскочила из здания… Мысли догнали её только на улице. Там она сообразила не бежать по открытой дорожке – он может различить её из окна. Нет, лучше двигаться по стенке, чтобы не было видно.
Она с трудом доехала до своей съёмной квартиры, долго думала, что это за сумки стоят у неё на заднем сидении и откуда они взялись. Зачем‑то приволокла их в квартиру и только там, заперев дверь на все замки и цепочку, съехала на пол в окружении шуршащих, аппетитно пахнущих пакетов и разревелась в голос, с подвываниями и горестными всхлипываниями.
Вспомнился разговор со средним братом Максом – почему‑то они в последнее время частенько созванивались и разговаривали. Вспомнился и вызвал только раздражение.
– Просто у них всё так – подобрал кошку или собаку и тут же всё наладится? Фигня и ерунда! Я могу десяток их подобрать и что? Что? У меня жизнь к лучшему изменится? Я сама сказочно похорошею, чтобы на меня внимание обращали не только как на дедову внучку, но как на девушку? У меня таланта прибавится? Ах, если бы! Вот забавно… Парни вроде, а такой слюнявой ерунде верят! Да ничего, ничего не меняется, если всё плохо! Слышишь, Макс, НИ – ЧЕ – ГО!
Она кричала, словно он мог различить её плач за те две тысячи восемьсот двенадцать километров, отделяющих их города! Словно мог почуять её беду!
Но нет… никто не услышал, и Ирина, наплакавшись до полного изнеможения, так и уснула на дверном коврике с почётным караулом из жареной курицы, пиццы, помидоров, огурцов, охотничьих колбасок и сыра…
С ненавистью осмотрев пакеты, словно это они были во всём виноваты, Ирина ощутила, что находиться в квартире не может – ей плохо, отчаянно плохо!
Опрометью выскочила в подъезд, машинально захлопнув входную дверь, колесила по городу, пока не устала и не притормозила машинально у института, куда приехала за спасением от себя самой и своей громкой фамилии.
– Наивная дура! Думала, что тут что‑то кому‑то докажу! Думала, что буду кому‑то нужна! – Ирина растравливала свои раны, пытаясь понять, что же ей теперь делать. – Я не могу с ним встречаться! Сергей… ну, как же ты мог? За что? Зачем?
Хотя, как раз на последний вопрос ответ ей выдали целиком и полностью – за карьерой и деньгами.