Ковен сломленных

Магия проникает в меня еще пару секунд, затем он отпускает ее, но оставляет теплую руку на моем животе, а другую кладет мне на затылок. Наклонив мою голову и прижавшись лбом к моему лбу, Райкер взволнованно вздыхает, а я успокаивающе провожу пальцами по его светлым волосам длиной до плеч.

– Все могло быть гораздо хуже, – говорит он, и в его голосе слышится тревога.

– Но это не так. Как только они научатся контролировать магию, все будет хорошо. Это была случайность, а не попытка убийства. – Я бросаю взгляд через плечо на остальных моих парней, которые стоят на страже, чтобы никто больше не подошел ко мне. – Кроме того, меня никогда раньше не пронзали ножом. Теперь я знаю, какого это, и в следующий раз буду более подготовлена, – уверяю я ребят, и Райкер качает головой.

– Конечно, ты думаешь, что удар ножом в живот – это хорошо, чудачка, – усмехается он и тянется к моим губам. Я приоткрываю рот, но Райкер не углубляет поцелуй, как я того хотела. Он целует меня медленно, смакуя, и я чувствую его беспокойство и облегчение.

– Но тебе же нравятся мои чудачества, – поддразниваю я.

– Хорошо, что ты такая горячая, Пищалочка, учитывая то дерьмо, через которое ты заставила нас пройти, – поддразнивает он в ответ, а я хихикаю и играю с кончиками его волос.

– Не знала, что ты дружил с Энохом, – говорю я ему, интересуясь историей, которая вылилась в эту ссору.

Райкер чмокает меня и проводит большим пальцем по моей щеке.

– Да, в детстве мы были близки, – признается он, но затем выражение его лица меняется и становится ясно, что он больше не желает об этом говорить. Меня тянет спросить, думает ли он, что Энох знал об избиениях, но я не хочу давить на него. Он выглядел растерянным, когда Нокс и Энох ссорились из‑за этого, и я подозреваю, что, возможно, на самом деле он не знает, что думать и что чувствовать. Оттенок грусти в его глазах причиняет мне боль, и я хочу, чтобы он знал, что это нормально, если он снова спрячет свою боль подальше. Ему необязательно перетряхивать воспоминания только потому, что мне любопытно.

– Как думаешь, мы можем спихнуть Эврина или Айдина с одной из кроватей и заняться сексом? – спрашиваю я, и по моему телу разливается тепло, когда пальцы Райкера касаются кожи моего живота, а губы всего в нескольких дюймах от моих. В его взгляде мелькает искра облегчения, глаза становятся теплыми, и я практически вижу, как с него спадают тяжесть и боль. В моей голове всплывает воспоминание о том, как Райкер посасывает мой сосок и пощипывает другой пальцами, в то время как Нокс водит языком по моему клитору. Я утыкаюсь носом в кончик его носа, и Райкер смеется, затем укоризненно цокает на меня.

– Ты исцеляешься после ножевого ранения, Винна.

– Нет, я уже исцелилась после ножевого ранения. Это другое.

Пухлые губы Райкера расплываются в ослепительной улыбке, от которой у меня захватывает дух. Он невероятно красив как внутри, так и снаружи, и я не знаю, где бы была без него и других. Ненавижу, что они злятся из‑за всей этой ситуации, и я отчаянно хочу вернуться к тому, как мы все вместе шутили и веселились. Вот бы просто сбежать от всей этой драмы и дурных предчувствий. Спрятаться на острове посреди океана, где одежда необязательна и где наши проблемы не настигнут нас.

– Ммм, Пищалочка, ты даже не представляешь, как бы я хотел исчезнуть куда‑нибудь с тобой и узнать, сколько раз я смогу заставить тебя кричать. Но я хочу не торопиться при следующей возможности поиграть с тобой, – шепчет он мне на ухо, и по коже пробегают мурашки. – После того как мы разберемся со всем этим дерьмом, мы запремся в комнате на неделю. Будем питаться оргазмами и батончиками и будем так шуметь, что все остальные не смогут нам помешать, – говорит он мне, и я чувствую улыбку в его голосе. – Что скажешь, Пищалочка, ты в деле или нет?

Громкий смех срывается с моих губ, и я вспоминаю ту ночь, когда мы с Райкером впервые были вместе. Я тогда бросила такой же вызов. Прижимаю руку к груди Райкера и запечатлеваю нежный и благоговейный поцелуй на его губах. Касаюсь своей души, и она раскрывает слова, которые Райкер произнес той ночью. Отстраняюсь, смотрю в ярко‑голубые глаза, и мой взгляд излучает все, что он для меня значит.

– В деле. Когда это ты, я всегда в деле.

 

Глава 4

 

Когда мы приземляемся в Витебске, на улице темно. Я еще ни разу не была за пределами своей страны и с нетерпением ждала возможности познакомиться с Беларусью, но все, что я вижу, – мерцающие огни и неясные силуэты. Кажется, здесь много деревьев, но трудно разглядеть детали без дополнительного освещения.

– Подготовьте паспорта. Нам нужно быстро пройти иммиграционный контроль и таможню, – объявляет Айдин и протягивает мне паспорт.

Это кое‑что говорит обо всем том безумном дерьме, которое крутилось у меня в голове все это время, потому что до сих пор я совершенно не задумывалась о том, что у меня нет паспорта. В замешательстве смотрю на маленькую синюю обложку, прежде чем открыть ее и обнаружить свою неулыбчивую фотографию.

– Откуда ты, мать твою, взял ее? – спрашиваю Айдина, который возглавляет нашу группу, словно сопровождающий на экскурсии.

– Это Лахлан.

Кто‑то высовывает голову из кабины, и Айдин подходит, чтобы поговорить с летчиком. Пока я пялюсь на его широкую спину, вопросы и чертова тонна подозрений захлестывают меня. Но когда дверь самолета открывается, мое беспокойство по поводу того, зачем и как Лахлан сделал паспорт, заглушается желанием поскорее оказаться на земле.

Последняя треть полета прошла без происшествий, но в самолете до сих пор витает столько напряжения и злости, что становится душно. Я думала, что вечеринка в обнимку, которую устроили мы с Райкером, поможет снять напряжение, но как только шасси коснулись взлетно‑посадочной полосы, снова посыпались пассивно‑агрессивные придирки.

Раздраженно выдыхаю и массирую виски. Из‑за возобновившейся ссоры я опасно близка к тому, чтобы сойти с ума. Мне нужны воздух и время, чтобы придумать эффективный способ разобраться со всем этим дерьмом, и, как бы я ни старалась быть чуткой и понимающей, я чувствую себя до ужаса разозленной.

Чистый, свежий воздух обдувает меня и колышет пряди, выбившиеся из птичьего гнезда, которое я называю растрепанным пучком. Глубоко втягиваю воздух в легкие и ощущаю аромат сосновых иголок и березовой коры. Здесь прохладно; легкий туман стелется по земле, когда мы выходим из самолета и направляемся к небольшому зданию.

Быстро проходим контроль, и следующее, что я помню, – как меня сажают в один из трех черных фургонов. Смотрю на вывески, которые, кажется, написаны по‑русски, когда они мелькают за окном, и пристально вглядываюсь в темноту ночи, пытаясь понять, что меня окружает.

– Как ты, Бандитка? – спрашивает Айдин.

Поворачиваюсь на звук его голоса и обнаруживаю, что он сидит на переднем сиденье, его голубые, как джинсовая ткань, глаза смотрят на меня.

Я не обратила внимания на то, кто еще сел в фургон, и теперь удивляюсь, обнаружив только Эврина и водителя. С облегчением выдыхаю, и Айдин усмехается: