Круассаны… и парочка убийств

День 4, воскресенье. Рассвет в Коллиуре в полной мере раскрывает великолепные цвета этого города. Интересный факт: чтобы сохранялась эта цветовая гамма, местные жители не красят дома в белый или черный – это запрещено.

 

* * *

 

Лекси и Джудит уезжают, а я размышляю о своих дальнейших действиях. Первое, что я осознаю с кристальной ясностью, это то, что мне необходим круассан.

Когда я жила в Иллинойсе, я была согласна на любой круассан, даже с заправки, бледный, как сомнительный куриный салат, который они также продают. Сейчас я стала привередливее. У меня есть свои критерии. И их много. А также таблица, в которой я оцениваю пекарни и их выпечку по шкале от одного из десяти. По сути, мой идеальный круассан должен соответствовать четырем критериям:

1. Золотистая корочка. Хочу, чтобы мой круассан был таким же загорелым, как отдыхающие в Сен‑Тропе.

2. Много слоев. Вы знали, что стандартное количество слоев – 649? Есть уравнение, позволяющее посчитать все складочки и завихрения, но когда дело касается круассанов, мне не хочется цепляться за конкретное число. Хотя бы пятьсот слоев – это уже блаженство. Я этот вопрос изучила.

3. Контраст. Мой идеальный круассан трескается и хрустит снаружи, а изнутри он мягкий и податливый.

4. Масло. Масло – та самая магия, благодаря которой круассаны становятся такими воздушными. И по этой причине у меня никогда не будет такого пресса, как у Лекси.

Чувствую, как ноги сами несут меня в любимую пекарню, спрятанную на маленькой улочке. Снаружи здание украшено викторианскими рамами красного и золотого цветов. А внутри едва ли достаточно места хотя бы для двоих посетителей, и пекарь может поворчать, пока вы не познакомитесь поближе. Рада сообщить, что теперь меня приветствуют двумя «бонжурами» и что он запомнил мое имя.

Чем ближе я подхожу, тем быстрее двигаюсь, как велосипедист «Тур де Франс» при виде линии финиша. Я едва ли не прыгаю на латунную ручку двери, но внезапно осознаю, что на ней уже лежит чужая рука.

– Bonjour, мадам Грин.

Вздрагиваю и останавливаюсь в дверном проеме. Детектив Жак Лоран, уже в другой, но такой же идеальной льняной куртке, теперь нежно‑голубого цвета. Он выбрит начисто, и на его щеке вырисовывается заметная ямочка. Он улыбается, и я обращаю внимание на его ресницы, которым остается лишь позавидовать.

Вопросы в голове растут как снежный ком. У меня нет слов. Что он узнал? Что он здесь делает, придерживая дверь пекарни, когда ему следовало бы работать над смертью Дома и «моим» вандалом? И что делать мне? Крутить педали дальше? Запереть группу в отеле? Схватить его за грудки и умолять сказать мне что‑то утешительное?

Пока догадываюсь только поздороваться.

Он тоже говорит «бонжур», но уже пожилой даме, которая стремительно приближается с двумя плетеными сумками и тростью.

Отхожу в сторону и также с ней здороваюсь. Лоран говорит, что пропускает ее. Можно подумать, иначе она бы не пропихнулась.

– Рад вас видеть, – говорит Лоран, когда женщина и ее сумки оказываются внутри здания. – Я собирался навестить вас в отеле в подобающее время. Произошли некоторые изменения.

Чувствую, как подкатывает тошнота.

– Хорошие или плохие изменения?

Думаю, у него есть время мне рассказать. С первого шага внутрь мадам и пекарь принялись драматично обсуждать погоду, как во французских мыльных операх.

Вчерашний ветер унес подштанники моего мужа, месье! Прямо у меня на глазах!

Понимаю, мадам. Ветер совершенно расшатал мои нервы. Вы слышали? Он даже сдул американца с обрыва.

Ах, месье, oui, oui. Но был ли это просто злой ветер? Я слышала, что полиция…

Лоран закрывает дверь. Вместо ответа на мой вопрос он задает свой:

– Что вы назвали бы «плохим» и «хорошим»?

Очень рада, что он спросил! Потому что у меня готов ответ.

– Вы нашли вандала, мой друг умер не насильственной смертью, что безумно трагично, но не является чьей‑то виной.

 

 

Конец ознакомительного фрагмента