Кулинарный детектив
«Я должен знать, от кого вы получили информацию, как стравить эти двенадцать человек. У вас такого досье не могло быть в принципе. От кого вы его получили?»
Но она все еще держалась:
«Почему вы решили, что это сделала я? Получила? Стравила? Может, и убила еще?»
«Я читал вашу переписку с восемью людьми из этой компании. Как она попала мне в руки? – уничтожающе усмехнулся Долгополов. – Не скажу. Но знаю, что яблоко раздора бросили в эту компанию именно вы!»
Маковская молчала – как в рот воды набрала.
«Кто был этот человек? – продолжал настаивать грозный продавец секретов. – Вы не настолько умны. Хотя и не глупы тоже. Вы лишь актриса, но был и режиссер!»
Ни слова с ее стороны. Только светло‑карие глаза Маргариты Николаевны стали нечастными.
«Что он пообещал вам, а вы – ему?»
Тот же молчок. Но в прекрасных глазах, кажется, блеснули слезы.
«Я точно знаю, что вы должны были стать тринадцатой за тем столом, на Рублевке, но в последний момент сказались больной и не прилетели в Россию. Я прав?»
«Прощайте», – вдруг сказала она и отключилась.
На экране ноутбука возник чудный зимний пейзаж.
– Вот так и закончилась наша беседа, – развел руками Антон Антонович. – Бегством подозреваемой.
– Она была напугана, – констатировал детектив.
– Представьте, я тоже заметил.
– И еще как! Поверьте моему опыту следователя: она скрывает человека, которого и боится, и в услугах которого нуждается. Сообщника и руководителя этого преступления. А теперь скажите, нам‑то какое дело до того, что на тот свет отправилось двенадцать толстосумов?
– А дело есть! Хотел сразу принести книгу, да решил, она будет вас отвлекать, – сказал Долгополов, выпрыгнул из кресла, размялся, покряхтел и направился по тропинке к дому. – Наливайте пока, Крымов, не стесняйтесь!
Очень скоро он возвращался к столу с большим фолиантом в руках.
– «История Венеции», – сказал он. – Издание 1912 года, Санкт‑Петербург.
Забрался обратно в кресло, уложил книгу на колени и стал листать.
– Ага, – кивнул Антон Антонович и положил тяжелую книгу на стол. – Вот, смотрите, триптих «Пир двенадцати». Автор шедевра художник‑маньерист Джанни Петричелло, шестнадцатый век.
Крымов всмотрелся в хитрый шедевр. Слева на старинном полотне были изображены двенадцать средневековых венецианских аристократов, пировавших за длинным столом. Вокруг бойко шастали слуги с блюдами, крутились собаки, на дальнем плане бренчали лютнисты – ну, все как и положено во дворце за обедом. Справа в гондоле по венецианскому каналу ночью плыл мужчина в черном плаще и шляпе, черной носатой маске – во всем его облике звучала гроза всему окружающему миру. На центральном полотне триптиха все пирующие были уже мертвы – они застыли в разных позах, кто‑то упал лицом в свою тарелку, кто‑то откинулся на спинку полукресла, а кто‑то все еще корчился на полу у стола. Вокруг бегали слуги, в ужасе замерли собаки.
– В 1560 году, тогда уже царствовали Медичи, во дворце графов Морозини собралось двенадцать аристократов, – мрачно произнес Долгополов. – Как вы догадываетесь, представители одного знатного рода. Ели, пили, спорили, даже ругались, а потом скончались в течение нескольких часов по неизвестной причине. Художник просто сгустил краски, решив прикончить их всех за одним столом.
– А кто этот мрачный сеньор в черном, в гондоле?
Антон Антонович усмехнулся:
– «В бесконечной круговерти, потрясая этот мир, в лунном свете в «Маске Смерти» он пришел на скорбный пир, – процитировал бодрый старик классика. – И кого рукой коснется, на кого нацелит взгляд, всем отправиться придется по дороге прямо в ад».
– Оптимистично, – кивнул детектив. – А это, значит, «Маска Смерти»?
– Она самая. Маска Чумы! Я думаю, это он и есть, их палач. Их смерть. Он плывет как раз от патрицианского дворца Морозини, от его ступеней. «Пир двенадцати» закончился прискорбно. Биограф отметил, что у каждого из пирующих было свое блюдо, специально приготовленное исключительно для него.
– Как у наших толстосумов с Рублевки?
– Именно так, Крымов, именно так.
– Обалдеть. Остается спросить, кому это было нужно? Смерть этих двенадцати аристократов?
– Вот кому, – грозно ответил Долгополов и ткнул пальцем в темное пятнышко, которое просмотрел Крымов. – Упустили, господин сыщик?
Андрей потянулся к репродукции.
– Упустил, каюсь, – кивнул он.
Спрятавшись от лунного света в тени дома, у каменного льва стояла женщина, тоже вся в черном. Она смотрела вслед уплывающей Маске Смерти.
– Я провел какое‑какое расследование, – продолжал Долгополов. – Морозини соперничали с другим патрицианским родом – Орселло, именно их обвинили в убийствах, но доказать никто ничего не смог. Зато имя наследника всех этих патрициев история для нас сохранила. Наследницы! Августина Франческа Морозини. – Крючковатый палец Антона Антоновича энергично забарабанил по мелованной бумаге. – Голову даю на отсечение, это ее изобразил художник на правом полотне триптиха. Но это еще не все, Андрей Петрович.
– Так, слушаю…
– Она должна была выйти замуж за одного иностранного принца, о котором никто толком ничего не знал, но в день свадьбы в собор, где они должны были тайно венчаться, ударила молния.
– Ого!
– Случился пожар. Священник погиб. Как и Августина Морозини.
– А жених?
– Догадайтесь.
– Не пытайте вы меня, что за манера?
Хитро прищурив глаза, его собеседник тянул паузу.
– Ну что, исчез? Антон Антонович?
– Именно так. Как в воду канул.
– Ясно. А бабки? В смысле, наследство?
– Ушло другим. У них этих Морозини было как собак нерезаных, – засмеялся бодрый старик. – Наливайте, господин сыщик. Помянем венецианцев!
Когда выпили, Долгополов сказал:
