Леща, Ваша Светлость?
Я промолчала, не зная, что ответить. В каком‑то смысле он был прав. Может быть, в каждом из нас действительно спят другие личности, другие возможности, которые могут проснуться при определённых обстоятельствах. И, возможно, душа Лессы не исчезла полностью, а каким‑то образом слилась с моей, дав нам обеим второй шанс.
– В любом случае, – продолжил Марк, не дождавшись ответа, – я рад, что теперь вы такая. И что у нас есть шанс на… на лучшую жизнь. Для всех нас.
– За лучшую жизнь, – подняла я кружку, чувствуя, как на глаза наворачиваются непрошеные слёзы. – Для всех нас.
Сидя там, в полутёмной лавке, с новыми друзьями, после дня тяжёлой, но плодотворной работы, я вдруг поняла, что впервые за много лет чувствую себя счастливой.
Глава 5
Прошла неделя после нашего успешного рыбного дня. Лавка Хенли ожила – каждое утро у дверей выстраивалась очередь из покупателей, желающих приобрести свежие деликатесы. Мы с Эммой едва успевали обслуживать всех, а к вечеру валились с ног от усталости, но это была приятная усталость, приправленная чувством удовлетворения и звоном монет в кассе.
В четверг, как и обещала, я отправилась к Кроксу с первым платежом. Ростовщик принял меня уже не с подозрительностью, а с явным интересом и даже некоторым уважением.
– Два флорина, как и договаривались, – сказала я, выкладывая монеты на стол.
Крокс пересчитал деньги и сделал отметку в своей книге:
– Впечатляюще, мисс Хенли. Признаюсь, я думал, что первый платёж будет для вас самым трудным. Но, судя по всему, дела идут хорошо?
– Лучше, чем я ожидала, – честно призналась я. – Хотя, конечно, ещё многое предстоит сделать. Кстати, у меня к вам деловое предложение.
Я рассказала ему о желании рыбаков стать партнёрами в моём деле. Крокс внимательно выслушал, задал несколько уточняющих вопросов и согласился составить договор, который бы защищал интересы всех сторон.
– Это разумная идея, – заметил он. – Такое объединение сделает ваше предприятие сильнее и устойчивее. А значит, и мои инвестиции будут в большей безопасности.
– Рада, что вы это понимаете, – улыбнулась я. – Когда будет готов договор?
– Зайдите через три дня, – ответил Крокс. – И принесите список всех участников с указанием их вкладов в общее дело.
Возвращаясь от ростовщика, я чувствовала необычайное воодушевление. Дела действительно шли в гору. Партнёрство с рыбаками обещало стабильные поставки и поддержку, которая была так необходима в противостоянии с Родериком и олдерменом.
Но увы жизнь редко даёт нам долго наслаждаться успехом без новых испытаний. И моё испытание ждало у дверей лавки, элегантно опираясь на трость с серебряным набалдашником.
– Лесса! – воскликнул молодой мужчина, делая шаг мне навстречу. – Наконец‑то я тебя застал!
Я замерла, не зная, как реагировать. Высокий, хорошо сложённый блондин с ухоженной бородкой и в дорогом костюме был мне совершенно незнаком. Но что‑то в глубине сознания – осколок памяти настоящей Лессы – отозвалось болезненной пульсацией.
Тобиас.
– Тобиас? – неуверенно произнесла я, и по его просиявшему лицу поняла, что не ошиблась.
– Ты помнишь меня! – обрадовался он. – А я боялся, что после твоей… болезни ты про меня совсем забыла.
Болезнь. Так вот как в городе называли её попытку самоубийства – болезнью. Что ж, это было даже тактично.
– Я… многое помню, – уклончиво ответила я, открывая дверь лавки. – Ты хотел меня видеть?
– Конечно хотел! – воскликнул он, следуя за мной внутрь. – Я только вчера вернулся из столицы и сразу услышал о твоих… переменах. О лавке, о новых деликатесах. Весь город только об этом и говорит!
Эмма, увидев вошедшего, вздрогнула и как‑то сразу напряглась. Её реакция не укрылась от меня – ещё один намёк на то, что с этим Тобиасом не всё так просто.
– Эмма, пожалуйста, принеси нам чаю, – попросила я, указывая Тобиасу на небольшой столик в углу лавки, где мы иногда обедали. – У нас, видимо, будет важный разговор.
– Да, госпожа, – поджав губы, ответила старушка и удалилась на кухню, не скрывая своего неодобрения.
Мы сели, и Тобиас тут же взял мои руки в свои:
– Лесса, ты выглядишь… иначе. Но всё такой же красивой! Даже красивее, чем я помнил.
Я осторожно высвободила руки. Память Лессы пульсировала, выталкивая на поверхность обрывки воспоминаний – летние прогулки по берегу, поцелуи под луной, обещания вечной любви… и потом боль, отчаяние, предательство.
– Что ты делал в столице, Тобиас? – спросила я, чтобы выиграть время и собраться с мыслями.
– О, это длинная история, – он небрежно махнул рукой. – Дела отца, наследство, бумаги… Ничего интересного. Но я хотел бы услышать твою историю. Говорят, ты полностью преобразила отцовскую лавку?
– Не то чтобы полностью, – осторожно ответила я. – Просто нашла новый подход к делу.
– И весьма успешный, судя по тому, что я слышал, – он оглядел лавку с явным интересом. – Признаюсь, не ожидал от тебя такой… деловой хватки. Ты всегда была такой нежной, такой мечтательной…
Снова вспышка из прошлого – Лесса читает стихи в саду, Тобиас смеётся над её увлечением: «Поэзия не накормит, милая. Хорошо, что тебе не придётся заботиться о деньгах – я сделаю это за нас обоих».
– Люди меняются, – сухо заметила я. – Особенно когда им приходится бороться за выживание.
Тобиас слегка поморщился:
– Да, я слышал о проблемах с твоим отцом и долгами. Мне очень жаль, Лесса. Если бы я был здесь, когда это случилось…
– То что? – резче, чем намеревалась, спросила я. – Что бы ты сделал?
– Ну… я бы помог, конечно. Деньгами, связями. Ты же знаешь, моя семья всегда хорошо относилась к тебе. – Он выглядел искренне растерянным
Ещё одна вспышка – холодное лицо его отца: «Мой сын не может жениться на нищей. Найди кого‑нибудь своего круга, девочка».
– Знаю, – горько усмехнулась я, чувствуя, как память настоящей Лессы всё сильнее просачивается в моё сознание. – Поэтому ты и разорвал нашу помолвку, как только дела отца пошатнулись?
– Лесса, не говори так. Это было недоразумение, ты неправильно всё поняла. Я никогда не разрывал помолвку.
– А как это ещё понимать? – я почувствовала, что уже не контролирую своих слов – будто сама Лесса говорила через меня, выплёскивая всю накопленную боль. – «Нам нужно сделать паузу, любимая. Вернуться к этому разговору, когда ситуация прояснится». Это твои слова, так? А потом ты уехал в столицу и два месяца ни единой весточки, не единого письма!
