Ловушка для Крика

– Да, – тихо сказал Вик. – Б‑будем, шериф Палмер.

Неужели взял? Я ощутила неприятный холодный укол выше сердца. Что такого знал Вик, чтобы сам шериф пытался его подкупить?

– Ну же. Что ты. Давай, не стесняйся. Я же помню, Виктор. Всё помню.

– Вот как.

Вик громко хмыкнул. Стивенс что‑то начал говорить, но его перебили. Голос у Вика был высоким и чётким:

– Я б‑больше не в старшей школе учусь, шериф Палмер, и ваш строгий тон и звезда на груди меня не п‑пугают. Как не пугали, в‑впрочем, ни‑никогда. То, что вы сейчас п‑предлагаете, – взятка и соучастие в преступлении, а я не преступник. И в деньгах ваших не н‑нуждаюсь, моей бабушке уже не п‑помочь: мы давно п‑прервали лечение. Так что, считайте, вам не п‑повезло. Мы не будем д‑добрыми друзьями, потому что вы не успели откупиться.

– Подумай лучше, сынок. Кто знает, может быть, мои ребята не подтвердят твоё алиби. Вспомни‑ка, разве ты действительно работал в полицейском участке в ночь, когда прирезали Кейси Кокс с компанией?

– Что вы, шериф, к‑конечно. А как же отметка в журнале? К‑камеры наблюдения? И потом, разве вы з‑забыли? Кейси и её друзей п‑порешил какой‑то обкуренный ублюдок: так же вы говорили в‑всем в Скарборо, не правда ли? А может, они сами друг друга ножиком п‑перетыкали.

Шериф молчал. Вик неприятно рассмеялся, и ответом ему была тишина.

– Сами знаете: меня н‑не в чем обвинить. Хотя избавиться от м‑меня хотите, п‑потому что нужно местечко у озера, к‑которое вы уже обещали отдать под элитное строительство т‑тем ублюдкам из Бангора, да? А ещё я встрял в ваши отношения с сыном… да‑да, п‑помню, помню.

– Ты не туда полез, мальчик мой, – холодно сказал Палмер. – Да, ты просто оказался не в том месте, малыш. Мне жаль, что ты отказываешься от денег: не знаю, зачем тебе далось это мнимое геройство и кому ты сделаешь легче, но, когда тебя наняли на ферму Лоу и ты услышал то, что слышать было не нужно, у тебя теперь нет особого выбора. Здесь ты мне не враг. Я бы хотел, чтобы ты облегчил нам участь и никто не брал грех на душу. Но, понимаешь ли, с Джонни ты полез вообще не в своё дело. Мы с ним разберёмся дома, без посторонних. И без тебя, сопливый выродок индейской шлюхи и бродяги с севера. А если ты будешь болтать лишнее, я получу ордер на досмотр твоего дома…

– Дома у меня н‑нет, – хмыкнул Вик. – И я ни в чём не виноват, так что м‑можете хоть котлован под трейлером вырыть и взорвать его к чёртовой матери. Но вот в‑вы ответите, шериф, сами знаете, по какой статье. Озвучить перед вашим коллегой или не стоит?

– Я в курсе всего, Крейн, не распаляйся, – предостерёг Стивенс.

– Тогда хорошо. Жестоко и регулярно избивать собственного ребёнка – это срок, для вас, шериф. Конец к‑карьеры, а ещё – тюрьма, и если Д‑джонни расскажет обвинителю, что такого вы с ним сделали на прошлый Д‑день благодарения, клянусь: я п‑поеду в Бангор или Огасту с ним, и тогда на парне наверняка н‑найдутся ваши биологические следы. Уж мы п‑постараемся это доказать.

Я медленно прислонила ладонь к пересохшим губам и отошла от двери, словно она была измазана дерьмом. Не могу поверить в это: собственный отец истязал Джонни. Всё встало на свои места. И почему Джонни так болезненно и агрессивно нападал на всех, кто ему не нравился, и странные выпады на Вика и тех, кто не может ему ответить. У Джонни психологическая травма, но вряд ли он может выместить зло на отце – и вымещает на слабых, пинает лежачего, чтобы заглушить свою боль. Хуже того. Выплёскивает боль на старого врага папаши.

– За ту штуку с к‑кислотой я, так и быть, ничего не предъявлю, мы с Джоном всё вы‑выяснили, я не в обиде на него. – Вик говорил так безжалостно и зло, что я даже не могла представить выражение его лица. Так, значит, это был всё же Джонни. – И д‑даже рад, что п‑после этого у нас состоялся разговор. Но т‑требую, чтобы вы оставили своего сына в п‑покое.

– И как же я должен это сделать? – усмехнулся шериф. – Стивенс, видал? Он ставит мне ультиматум. Знаешь, что такое ультиматум? Это когда либо по‑твоему, либо никак. Да уж. Наш команчи серьёзно настроен, Стивенс…

– Могавк, – вкрадчиво перебил Вик. – У индейцев не одно п‑племя, они все разные, мистер П‑палмер, и люди там тоже все разные. Я же не называю в‑вас датчанином или испанцем, мне, в общем‑то, всё равно, кто вы. Белая собака на моей земле – она так и так б‑белая собака…

Бам!

Шериф куда‑то с грохотом впечатал свой кулак. Воцарилась тишина. Потом Палмер яростно сказал:

– А теперь послушай меня, ты, дерьмо Чингачгука. Я – шериф Скарборо, законный представитель власти, и, если потребуется, мои люди докажут, что это ты зарезал всех, кто участвует в деле Крика. Этот неуловимый‑мать‑его‑подонок убил двух полицейских: прямой путь за решётку в камеру смертника, где тебе было место ещё в семнадцать лет. Ты, кажется, забыл, что одно убийство уже висит на твоей совести?

Мои руки стали ледяными, а сердце сжалось так, что я задохнулась и облизнула губы, схватив воздух ртом. Вик – убийца? Этого быть не может. Он не способен. Шериф просто врёт!

– Тебе напомнить, Крейн?

– Нет.

– Ах, нет? Но, ублюдок, я напомню. Майкл Уолш, забыл? Он из‑за тебя пролетел двадцать четыре этажа и превратился в бекон на шпажке. Это я, а не ты, индейская мразь, смотрел в глаза его матери, когда сообщал, что её единственный сын мёртв, потому что погнался за каким‑то подонком и сорвался со стрелки. Это не ты боялся, что она задохнётся насмерть от горя. Не ты слушал, как она воет у себя дома.

– Майклу Уолшу не стоило т‑травить беспомощного п‑пацана, угрожая его искалечить. Девять на одного, думаете, это честно? – огрызнулся Вик. – Думаете, его матери сказали о таком? А о том, что он стрелял в меня б‑боевыми па‑патронами? Нет. Раз Майкл Уолш был ангел, тогда п‑почему он упал со стрелки, но не полетел?

– Мудак.

Я услышала хлёсткий звук и не сдержалась, резко открыв дверь. Руки у меня дрожали. Я застыла на пороге. Шериф Палмер резко обернулся, рука его была сжата в кулак. На щеке у Вика багровел след от удара.

– Вон! – рявкнул шериф, багровея.

– Выйди, Лесли, – твердо сказал Вик. – Выйди.

Я помедлила. Стивенс смотрел пристально и внимательно, так, словно я была куропаткой, а он – охотничьей собакой, и хотел здорово цапнуть меня зубастой пастью, только если хозяин скажет «фас». У шерифа на виске пульсировала жилка.

– Лесли, – холодно повторил Вик. – Ты, верно, что‑то з‑забыла здесь?

Копы слушали и наблюдали, что я сделаю дальше, и я поняла одно: мой поступок вышел опрометчивым, и лучше бы мне сейчас не ошибиться. Вик поднял что‑то в руке.

– Да, – тихо сказала я и опустила глаза в пол. – Забыла. Именно. Простите.