Ловушка для Крика
Он запнулся, когда наконец заметил нашу импровизированную беседку, вокруг которой суетились ребята. Вик понял, что угодил в ловушку, но было уже поздно. Я как ни в чём не бывало пошла вперёд, только перед этим крепко обняла его за талию и повела за собой, чтобы он не вздумал улизнуть.
– Что вы удумали?
– А сам как считаешь?
Дафна заметила нас первой и крикнула, радостно захлопав в ладоши:
– Эй! Они здесь!
Вик растерянно разглядывал накрытый стол, кресло‑качалку, которое Бен приволок из домика Аделаиды специально для неё, два ящика с банками содовой, барбекю и пакет с углём. На песке возле Аделаиды, лениво виляя пушистым чёрным хвостом, лежала Цейлон. Завидев нас с Виком, она радостно залаяла и бросилась к нему на грудь, подпрыгивая и пытаясь лизнуть в лицо розовым влажным языком. Вик растерянно терпел собачьи поцелуи – ему доставалось то в нос, то в щёку – и прожигал ребят долгим пристальным взглядом. Дафна, Бен, Джонни, Джесси. Они собрались здесь, чтобы порадовать Вика, и, бросившись к нему, стали крепко обнимать со всех сторон.
– Зачем же… в‑вы что… н‑не стоило…
– С днём рождения! – выкрикнул Джонни, а мы подхватили.
Аделаида весело вторила нам. Даже Цейлон – и та решила, что все вопят и можно побрехать, пока разрешили, так что залилась весёлым лаем.
Вик прижал ладонь ко лбу, покачав головой. И впервые за этот день улыбнулся так искренно и широко, что мы сразу поняли: ему всё нравится.
* * *
Последний день уходящего ноября выдался таким аномально тёплым, что, когда начало пригревать солнце, мы поснимали куртки и остались в толстовках. Скоро Джесси и Джонни уселись на пледе, который мы разложили возле вынесенного водой чёрного бревна. Они уселись там, играя в карты, и тихо разговаривали друг с другом. Вик подошёл ко мне, наклонился и, обняв за плечи, шепнул:
– Смотри‑ка. Спелись.
– Они ещё в лагере спелись. – Я помолчала. Потом, зябко поёжившись, добавила: – Только с чего бы? Палмер был настоящим ублюдком. Но он очень изменился в последнее время.
– Каждый м‑может измениться, – спокойно ответил Вик. – И каждый иногда становится ублюдком: смотря чем его д‑довести до ручки. Всё в п‑порядке.
– Ты не держишь на него зла за раздевалку?
– Лесли. – Он ласково боднул меня лбом в висок. – Если бы этот д‑дурачок не отметелил меня, мы бы не п‑познакомились. Я благодарен Джонни‑чтоб‑его‑Палмеру.
– О, раз так, мистер Крейн, это всё объясняет!
Ближе к обеду Вик отобрал у мальчишек купленные шницели, не в силах смотреть на тщетные попытки приготовить их. Видимо, он был из тех, кто не терпел, когда на его глазах переводили еду. Он взял сумку‑холодильник, поставил её на дощатый стол и велел принести все овощи и приправы, которые мы купили. Затем хорошенько помыл руки, снял куртку, оставшись в тёмно‑зелёном джемпере с высоким воротником и молнией на груди, и разложил на гриле шницели и колбаски. Я возилась с продуктовым пакетом, исподтишка подглядывая за ним. Нетрудно догадаться, что готовить он умеет, и очень даже неплохо.
– Нарежь перец, – попросил он, заметив, что я наблюдаю. – И баклажан.
– Кулинар из меня неважный. – Я почувствовала, как кровь прилила к лицу, потому что он легко поймал меня на слежке. Опять.
– С этим ты справишься, – хмыкнул Вик и притянул за запястье к себе. – Давай. Бери нож и работай, чикала: видела «Женщина идёт впереди»? Могавки тоже любят трудолюбивых.
Мы готовили бок о бок, неторопливо разговаривая. Раскладывали колечки овощей на гриле и наслаждались аппетитными ароматами, исходившими от гриля. Смеялись и не вспоминали ни о чём плохом. Даже о проклятом шерифе Палмере, хотя Вик понимал: я слышала почти каждое слово, произнесённое в тот день.
Когда всё было готово, мы в полном составе сели за стол и насладились обедом. Цейлон грызла лакомую косточку и ворчала, довольно хлеща себя хвостом по бёдрам. Дафна уплетала барбекю за обе щёки; Бен уточнил – а разве она не сидит на диете? – и получил затрещину.
После еды Джесси осталась под пологом с Адсилой. Она с интересом наблюдала, как та вяжет, и, позаимствовав крючок и клубок, попробовала научиться. Джонни предложил остальным перекинуться в карты, и мы, расстелив на песке два больших пледа, сев в круг, играли на коробку сливочной помадки, но боролись за неё с остервенением, хотя Джонни и подначивал сыграть на поцелуй. Тогда Бен пригрозил: может статься, что в игре останутся он и Джонни, и тогда они будут вынуждены целоваться. Джонни сразу смолк и согласился на помадку.
Чудесный день, каких было мало в моей жизни, перевалил за половину. Я ни о чём не беспокоилась: наврала матери, что пойду с ночёвкой к Дафне. По случаю дня рождения Вика обман был жизненно необходим: с точки зрения моей матери, школьный уборщик Виктор Крейн из трейлера – сплошной красный флаг, и неважно, каким именно человеком он оказался: с таким, как он, у меня не может быть прекрасного благополучного будущего. Потому я лгала, лгала и лгала напропалую, боясь даже думать, что будет, если однажды попадусь. Я беспечно отмахнулась от этих мыслей: сейчас у меня есть дела поважнее, и от судьбы нужно брать то, что она даёт. Отец говорил: трус умирает всю жизнь, храбрец – лишь единожды.
Очень скоро на рано потемневшем небе показались звёзды. Они светили очень тускло и рассеивали едва заметный слабый свет, готовый вспорхнуть за тучи, как стайка светлячков, но озеро всё равно чутко отражало их в зыбкой ряби, возникшей из‑за ветра. Пахло водой и песком. С приходом темноты пришёл и холод, и мы вспомнили про куртки. Вик, поискав в сумке, достал ветровку и чёрную бейсболку: их и нацепил на меня, напоследок шутливо щёлкнув по козырьку. Потом заботливо накрыл пёстрым индейским одеялом плечи Аделаиды. Она мирно покачивалась в кресле и вязала, постукивая спицами и напевая что‑то на родном, не знакомом никому из нас, кроме внука, языке.
Мы с Виком сели на старый топляк бок о бок, наблюдая за ребятами. Они разбились по парам, словно так и задумывалось. Бен и Дафна тихо разговаривали и танцевали в тишине. Джесси решила пройтись вдоль полосы прибоя: я проследила взглядом за Джонни. Он свистнул Цейлон и поспешил за ней. Вик устало сгорбился, с прищуром глядя на озеро. Интересно, сколько лет он приходил сюда в одиночестве, чтобы посидеть у воды, помолчать и подумать?
– Спасибо за п‑праздник, чикала, – сказал он. – Я не д‑думал, что будет так хорошо.
– Я тоже.
Он обнял меня за плечи, привлёк к своей груди и задумчиво положил подбородок на макушку. Помедлив, я призналась ему, взяв длинную каштановую косу и перебирая её в пальцах:
– Только мне неспокойно.
– Что так? – мягко спросил он, очевидно, и так догадываясь обо всём.