Ловушка для Крика

Крик знал, что в Скарборо до сих пор установлен комендантский час. Хотя в Санфорде было хорошо сработано с этой сволочью Колчаком, но Чак был не из тех, кто соблюдал правила и закон. Крик хорошо знал каждый его проступок, большой и малый, потому был и судьёй, и присяжной комиссией, и обвинителем. Адвокатов ублюдкам не положено иметь! Он развеселился ещё больше и обещал себе, что прикончит Делори, и с этого момента разматывающаяся ниточка клубка будет крутиться так быстро, как только сможет, потому что дальше копам некуда бежать и нечего отрицать, а ещё им придётся снять свои покровы, обнажив всю гнилую суть – свою и своих хозяев, которым они по‑настоящему служат.

Откос заканчивался, бежать дальше было некуда. Розовое небо словно в отместку казалось слишком прекрасным, чтобы сорваться и погибнуть – и Крик вспомнил руки Лесли в ту ночь, когда он встал перед ней на колени. Внизу живота остро потянуло, глаза заволокло дымкой от острого желания. Это было некстати, но он ничего не мог с собой поделать. Тогда он быстро посмотрел вбок, и в голову ему пришла чудная мысль.

Через секунду перед лицом Чака, как от взрыва, разорвалось стекло, брызнув осколками, и в окно влетел убийца. Он прыгнул на Чака Делори и повалил его на грязный бетонный пол; ловкий, как кошка, оседлал, заломил руки за спину и защёлкнул на них пластиковые наручники. Всем своим немалым весом он придавил Чака к полу так, что тот не смог двигаться, и обратил к нему жуткую маску, похожую на лицо покойника. Она была разукрашена чужой кровью. Под глазами – старые бурые пятна крови, на губах – свежая алая полоса… Потом – бум! – Крик ударил Делори в нос, и тому почудилось, что в его лице что‑то взорвалось.

– Нет, б… б‑бостой! – в ужасе завопил Чак, сильно гнусавя. Из сломанного носа хлестала кровь.

– Ты недавно слышал примерно те же самые слова, – шепнул хриплый голос под маской.

Крик больно впился пальцами в череп Чака и сжал так, что Делори подумал, что у него раскололась пополам голова. Он застонал и забился под убийцей, но тот не отпускал.

– Ты был на моём месте, кусок дерьма, и не остановился. Свою судьбу ты предрешил уже давно. Что ты плачешь? Разнюнился, сучонок? У всех действий есть свои последствия, но тебя этому не учили, жалкий ты кусок дерьма?

Чак Делори не понимал, о чём именно он говорит, и оттого дрожал ещё сильнее: он не понял, за что умрёт, потому что поводов для самосуда над ним было много, соразмерно его грехам и преступлениям. Он насиловал и грабил. Он убивал… чаще тех, на кого укажут и за кого заплатят. Крик вперился в него взглядом. В прорезях маски глаза были тёмными, как грозовое небо, скрытое тучами.

– Но знаешь… – продолжил яростно убийца, и у Чака затряслись поджилки. – Я буду не так жесток, как ты. Ты прострелил ей лёгкое, избил до неузнаваемости и после изнасиловал, а у меня даже при себе нет пистолета. Ты побледнел, дружок? Понял, о ком я? Взгляни на меня. Смотри. Смотри.

Он сел на бёдра Чака, провёл ладонью по его кудрявым каштановым волосам. Зубы Чака отстукивали дробь. Он предвидел, что с ним будет, – и забился, и завыл, пока его не ударили по уху кулаком. С него на щёку тут же потекла кровь.

– За‑мол‑чи. Я тебя пока ещё не выпотрошил. Чего ты испугался? Всё будет быстро. Чик – и ты труп, не то что она: мучилась четыре часа, пока твой подельник вытаскивал ей зубы наживую. Пока вы сдирали с её пальцев ногти. Пока кололи иглами в уши и загоняли иглы в живот и груди. О, а вот это мне нравится.

Он вонзил свой обычный охотничий нож в пол близ его головы – всего в паре дюймов, и Чак от страха вскрикнул, – а потом вынул из специального крепежа на ноге складной хороший нож с узким острым лезвием. Чак попытался лягнуть, но притих, когда Крик прислонил острую грань ножа к горлу. Он с усмешкой наблюдал, как Делори набрал в лёгкие воздуха, тяжело задышал и вдруг завопил что есть сил:

– БОМОГИТЕ! Бомо…

– Ш‑ш‑ш, – Крик покачал перед его лицом пальцем и щёлкнул по носу. Чак тотчас заткнулся. – Не нужно кричать, тебя всё равно никто не услышит. Ты подписал контракт со смертью, когда уехал в Огасту. А теперь смотри. Смотри внимательно, тут как в шатре у фокусника, следи и наблюдай. – Он показал лезвие, элегантно поигрывая им между пальцами. Оно порхало, как серебряная стрела молнии, из одной руки в другую. – Как думаешь, куда прилетит?

Крик легко перехватил нож правой рукой и всадил его по самую рукоять под грудь Чаку, а затем одним рывком сломал, оставив лезвие в ране.

– А‑а‑а‑а‑а! Уб‑лю‑док!

Вой был нечеловеческим.

– Нет приметы хуже, чем сломанный под рёбрами нож, – равнодушно улыбнулся Крик.

Он отбросил рукоять в сторону, слушая стоны и рыдания человека, не желавшего умирать. Чак бился под ним до последнего, даже когда Крик рывком вынул из пола большой охотничий нож, высекая лезвием искры о камень, и приложил к паху своей жертвы.

– Брошу, – сквозь боль взмолился Чак Делори. – Божалуйста, долько не это!

– Не – что? Дорожишь своими яйцами или стручком? Давай выберем, что оставить. По считалочке.

– Уболяю, – прорыдал Чак. Слёзы бежали из‑под его век, расчерчивая дорожки на грязном лице. – Оставь меня в бокое.

– Чёрта с два, сука!

Крик медленно поднял его футболку лезвием и срезал брючный ремень. Затем сделал длинный неглубокий надрез на коже ниже живота: там всё густо поросло тёмными волосами. Стройку огласил новый вопль, и маньяк мрачно хмыкнул:

– Ты настолько омерзителен, что тебя даже потрошить противно, ублюдок. Хотел бы сказать: чего ты разнюнился, как девчонка, но я не грёбаный мизогинист и не стану оскорблять женщин, сравнивая с тобой. Считай, сегодня ты выиграл лотерею: даю тебе шанс, глядишь, и выживешь. Хочешь жить, Чак Делори? Отвечай поскорее, у меня мало времени.

И тот, рыдая и с пеной на губах, образовавшейся от криков, полных боли, проговорил, едва ворочая языком:

– Зах‑хочу… одбусти бедя…

Крик с безмятежным наслаждением углубил надрез в паху, отчего Делори завопил. Плоть медленно расползалась, нож не торопился сечь, живот и ниже жгло от сильной боли. Убийца в белой маске с безжалостно сомкнутыми чёрными губами глядел двумя безднами вместо глаз. А потом сказал:

– Ты знаешь, я влюблён в женщину. В молодую женщину. Она моложе, чем была Селия, но у той на руках был ещё маленький ребёнок… которого вы убили!

– Божалуйста, де дадо, – всхлипнул Чак.

– Нет‑нет, не беспокойся, это хорошая история; это поучительная история, – спокойно продолжил Крик. – Так вот, я влюблён, друг мой, и знаешь? Моя девочка учит быть великодушным, где надо и не надо, и доверяет мне. Она всегда делает усилие над собой. Следит за благородством души, понимаешь ли. Считает, каждый имеет шанс на спасение. Это библейская тема, по типу покайся – и воздастся. Я хочу ей соответствовать. Тоже сделать над собой усилие. Быть, знаешь ли, лучше.

Он молниеносно выбросил руку вперёд и схватил Чака за горло. Другой разжал его плотно сомкнутые губы. Чак не знал, что будет дальше, но догадывался – ничего хорошего. Он попытался укусить Крика и снова стиснуть челюсти, разводимые силой, но тот был куда сильнее: