Ложь

– Смотри. Это то, что не дает тебе стать пожирателем, то, что сдерживает вирус в твоем организме. Ты борешься за это, как и другие.

Ашер взял одну из капсул и сломал её пополам, чтобы высыпать содержимое и смешать с пеплом от сигарет.

– Минус одна капсула за непослушание, – произнес он и взял вторую, чтобы сделать тоже самое. – Минус вторая за то, что из‑за твоей нерешительности ушли другие ликторы.

– Что ты делаешь? – озвучиваю вопрос, понимая, что он уничтожает лекарство. То, что может кому‑то подарить лишние дни жизни.

– Третья. – Ашер прокрутил её в своих пальцах и взглянул на меня. – Даю тебе шанс. Их осталось всего три, и зависит только от тебя, уйдешь ты сегодня с пустыми руками, но на своих условиях. Или… уйдешь с кафоликоном, которого осталось три капсулы, но на моих условиях. Каждое твое сопротивление, попытка – минус одна капсула.

Здесь нет ни единого предмета, который мог бы сгодиться за оружие. Но даже если бы оно и было, то не факт, что помогло.

Я смотрю в его прищуренные глаза, в которых вижу интерес. Он действительно любит играть, как выразился тот Хант.

Страх и сомнения борются во мне, я обдумываю слова ликтора, за которые мне хочется убить его.

Как же я ненавижу Ашера.

– Что выбираешь?

Молчу. Всё внутри противится этому человеку. Его словам.

Ашер сжимает капсулу с кафоликоном, и я слышу, как она лопается, а её содержимое оказывается на руке ликтора и в пепельнице, куда он стряхивает всё содержимое.

– Осталось две.

Я вздрагиваю, когда он берет четвертую капсулу и качаю головой, сжимая кулаки.

Думаю о брате. О том, что это даст нам немного времени. Совсем немного, но за которое мне удастся что‑то придумать. Да… я обязана буду придумать.

Как только Ашер переводит взгляд на эту капсулу, то я быстро произношу:

– Стой.

Мы вновь смотрим друг другу в глаза.

– Хорошо, – выдаю согласие.

– Раздевайся.

Нервы бьют, когда я подношу дрожащие пальцы к своей одежде.

Медленно, словно во сне, касаюсь пуговицы на кофте. Пальцы дрожат сильнее, и мне требуется несколько долгих секунд, чтобы ее расстегнуть. Каждая пуговица дается с трудом, словно я совершаю смертный грех.

В комнате повисает зловещая тишина, нарушаемая лишь моим учащенным дыханием и стуком сердца.

Ликтор не шевелится. Его взгляд прожигает насквозь, словно лазер.

Хочу сделать это быстрее, чтобы скорее уйти отсюда, но не могу.

Тело отказывается подчиняться.

Когда последняя пуговица оказывается расстегнута, кофта соскальзывает с моих плеч, падая на пол бесформенной грудой ткани. Дальше я разуваюсь и снимаю с себя джинсы, оставаясь только в нижнем белье.

Дрожу уже всем телом, ощущая прохладу воздуха.

Он никак не меняется в лице.

– Дальше.

Я надеялась, что на этом всё закончится, вернее, успела на это понадеяться.

Коснувшись застежки на лифчике, то произношу сквозь зубы, вкладывая в эти слова всё то, что испытываю:

– Ненавижу. Я ненавижу тебя.

Сняла лифчик, чувствуя, как соски моментально затвердели из‑за прохлады, а лицо залила краска.

Я соврала. Ненавижу не только его, но и себя. За то, что подчинилась, за то, что испытываю стыд перед этим человеком, что он заставляет меня испытывать всё это.

Оказавшись через минуту полностью нагой, тут же захотелось прикрыться руками, да хоть чем‑то, но я лишь замерла, продолжая смотреть на него и желая, чтобы он сдох.

Время вокруг на эти мгновения словно замерло.

Это впервые, когда меня кто‑то видит голой. За исключением того, что было в Грёзе.

Ашер неспешным взглядом изучает моё тело, продолжая сидеть на том же месте.

Я прикусываю щеку изнутри до момента, пока не ощущаю кровь, но даже тогда не останавливаюсь. Это отвлекает, хоть совсем и немного.

Жду хоть каких‑то слов или действий с его стороны, но этого не происходит, что только сильнее нервирует меня.

Мысли мечутся одна к другой. Для чего ему это нужно? Чтобы показать свою власть? Чтобы унизить меня? Вероятно, окажись я в другой ситуации, то попыталась бы найти ответы на эти вопросы. Сейчас мне плевать, и я корю себя за подобные вопросы. Я не должна анализировать его и не должна стараться понять. Ашер Тернер просто больной, пора принять этот факт.

Внезапно он встает с кресла и делает несколько шагов вперед, останавливаясь в одном небольшом единственном от меня.

Сердце замирает, и я всё ещё не могу смотреть своему страху в глаза, поэтому прикрываю их, готовясь к худшему.

Но ничего не происходит.

Чувствую лишь его дыхание на своей коже – холодное.

– Открой глаза.

Очередной приказ, которому сейчас не смею противиться.

Ликтор стоит вплотную ко мне, но не касается. В его глазах больше нет холода. Там лишь… пустота. И это оказывается гораздо страшнее.

– Запомни это, – его голос звенит прямо в ушах. – Запомни всё то, что испытала сейчас. Весь стыд, унижение и всю ненависть.

– Для чего? – сдавленно произношу я.

Ашер не отвечает, когда я понимаю, что ещё чуть‑чуть и больше не смогу. Я не могу всё это больше чувствовать.

Дверь сзади пытаются открыть, слышу, как дергается ручка, а затем звучит голос:

– Ашер, открывай!

Зейн.

Крупинка надежды поселяется в сердце, когда в глазах Тернера замечаю лишь нечто темное, проскользнувшее на короткие мгновения.

– Уверен, что хочешь зайти? – его голос возвращается в привычную легкую манеру, и ликтор отходит, чтобы вернуться обратно в кресло.

По ту сторону Зейн замирает на долгие секунды, а после вновь пытается открыть дверь.