Матабар III

– Но…

– Да похрен, Ард, – перебил Аркар и, достав сигару, откусил кончик и закурил. – Ну, может, семья его, если с возможностями, что‑нибудь тебе попытается сделать, но ты у нас парень видный – разберешься. А сгинет там этот Керимов или нет – тебя волновать не должно. Главное, что перед законом ты чист. А все твои душевные метания выветрятся с годами. Уж поверь мне.

Ардан вздохнул и сменил тему. Какое‑то время они обсуждали замену трансформатора, сгоревшего во время зимнего солнцестояния, и тот факт, что компания, занимавшаяся их настройкой и поставкой, пыталась содрать втридорога.

Так стрелки часов незаметно сместились к пяти часам вечера, и Ардан вместе с Аркаром вышел в зал бара. И не более чем парой секунд позже туда же зашла и Тесс.

– Добрый вечер, Арди, – поздоровалась она.

У Ардана сперло дыхание, а сердце, кажется, забыло, как биться. Тесс и в будние дни выглядела красавицей, а сейчас, в неброском, спокойном макияже, в нежно‑сиреневом платье с широкой юбкой, в белых меховых сапожках, которые она надевала лишь по редкому случаю, и в таком же белом меховом пальто с шапкой из песца и с черной кожаной сумочкой в руках, она выглядела… выглядела так, что Аркару пришлось прокашляться, чтобы Ардан пришел в себя.

– Ты потрясающе выглядишь, – деревянным, заплетающимся языком кое‑как смог протолкнуть через онемевшее горло Ардан.

– Ты тоже, – с небольшой запинкой мило улыбнулась Тесс.

– Я тут… – На негнущихся ногах Ардан подошел к букету и, сняв бумагу, продемонстрировал… простые полевые цветы. Разноцветные, с аляпистыми бутонами, совсем не похожие на те, что следует дарить на первом свидании. – Вот… это тебе…

Аркар едва слышно выругался и разочарованно спрятал лицо в ладони.

– Мои любимые! – воскликнула Тесс и, забирая букет, глубоко вдохнула аромат. – Пахнут весной.

Аркар, отнимая ладонь от лица, слегка приопустил челюсть и, непонимающе переводя взгляд с одного на другую, махнул на все рукой и, причитая что‑то о «сами пускай разбираются», отправился за бар.

– Пойдем? – Ардан накинул пальто и открыл перед Тесс дверь.

Та, поставив цветы в заранее подготовленную вазу, примостившуюся на краю стойки, легонько кивнула.

– А ты не замерзнешь? – спросила она, глядя на легкое осеннее пальто.

– Не замерзну. – Арди пытался побороть глупую улыбку, против воли налезавшую ему лицо, но не смог.

Тесс прыснула в ладошку, спрятанную в пушистой варежке, и вышла на улицу. Ардан, встав рядом, выставил локоть и, дождавшись, когда девушка положит на него ладонь, на дрожащих ногах, стараясь не показывать виду, что лучше бы еще раз сразился с несколькими баронами и демонологами, направился по заранее выверенному, высчитанному, в том числе при помощи формулы расчета средней скорости движения человека, маршруту.

Они шли вдоль набережной, а мимо проплывали автомобили, сверкая фарами, разгоняя сгустившийся темным маревом вечерний сумрак. Люди брели по вытоптанным тропинкам между снежных развалов. Они высоко поднимали воротники шуб и пальто, прикрывая лицо краем шарфа или перчатками. Выдыхали облака пара, а те вразвалку, как перекормленный пес, поднимались все выше и выше, где сливались с серым, низким небом, словно пытающимся дотянуться до земли – столь же серой, укрытой асфальтом, брусчаткой и немного грязным снегом.

Тесс, тоже приподняв воротник, подвязала под него шарф с узором в виде снежинок и, аккуратно ступая по расчищенной дороге, молчала.

Арди тоже не демонстрировал глубины красноречия. В своем тонком осеннем пальто, в ботинках с тонкой подошвой, через которую стопы покусывал колкий мороз.

Каждый раз, когда он хотел что‑то сказать, то внезапно обнаруживал, что слова кажутся банальными и глупыми, а мысли сбиваются в кучу, и не разберешь, где одна, а где другая. Не спрашивать же, как прошел день или что интересного произошло за минувшую неделю.

Вот он и молчал. Любовался тем, как свет Лей‑фонарей искрил в глубине ярких зеленых глаз. Теплых и уютных. У Тесс был мягкий, нежный взгляд, которым та словно пыталась смыть со столицы весь тот нагар и копоть, коими пропиталась Метрополия.

И, даже будучи в белом, практически сливаясь со снежным настилом, девушка выглядела чуждой этому бескомпромиссному, жестокому и не терпящему доброты месту.

– Арди…

– Тесс…

Хором произнесли они и, помолчав, внезапно рассмеялись. Вместе. Весело и беззаботно. Будто не прошли молча едва ли не весь канал, попутно свернув на Ньювский проспект и направившись в сторону моста к Бальеро.

– Тебе очень идет этот костюм, – улыбнулась она так ярко и тепло, что Арди показалось, словно на мгновение наступило лето. Пусть и лишь в его трепещущем, как у испуганного детеныша, сердце.

– Спасибо, – кивнул он, распахивая полы пальто. – А то мне казалось, что я выгляжу как начинающий бандит.

– Или как разорившийся модник, – снова засмеялась она.

Вдруг Арди стало так легко и свободно, так знакомо и уютно, что он разом позабыл о неловкости и страхе показаться каким‑то не таким, нелепым и смешным.

– Ты тоже замечательно выглядишь, – все с той же глупой улыбкой произнес он. – Как снежинка. Пушистая и мягкая. И очень красивая.

– Снежинка… – повторила Тесс, и ее улыбка стала чуть мельче и несколько иной, а щеки покусал злой мороз, заставив их слегка заалеть.

И они заболтали. Обо всем на свете. Наперебой рассказывали друг другу какие‑то незначительные, дурацкие истории. О том, как Тесс на работе случайно уколола палец, а над ней подшучивали, что она теперь, как в старых сказках, заснет вечным сном. Ардан тут же пообещал, что расколдует несчастную, случись той пасть под чарами злой колдуньи.

Затем уже сам Арди, схватив полы пальто и бегая вокруг Тесс, словно полный болван, изображал взмахи крыльев надоедливого голубя, что не давал ему спать несколько ночей к ряду.

– Я тоже его слышала! – смеялась Тесс.

И они все говорили и говорили. Слова сами собой находили нужные тропы от сердца к губам, срываясь с них нескончаемыми историями, пусть и наперебой, но каким‑то чудом звучавшие в унисон.

А мимо все так же плыли автомобили. Порой слишком близко подъезжая к поребрику, они колесами зачерпывали снежную жижу и пытались закидать ею Тесс с Арданом, но… снег, словно натолкнувшись на незримую преграду, рассеивался в воздухе вуалью призрачной метели.

Юноша с девушкой этого не замечали. Как не замечали они и сами автомобили. Прохожих, шарахающихся от них и смотрящих с явным неодобрением. Их не заботило, как звонко они смеялись, порой болтая так громко, что люди делали им замечания.

Не замечали они и светящих им в след огней главного проспекта города. И треск обледеневших Лей‑кабелей, натянутых над головой паучьими сетками.