Миля над землей
Мэддисон закатывает глаза, но его грудь вздрагивает от беззвучного смеха.
– Мэддисон, поздравляем с рождением сына.
– Спасибо, Джерри. – Мой лучший друг наклоняется вперед, чтобы на телефоне в центре стола для совещаний его голос был слышен более отчетливо. – Мы с женой в восторге от того, что в семье Мэддисонов появился еще один ребенок.
– А Элла? Ей нравится быть старшей сестрой?
– Нравится, – смеется Мэддисон. – Она – малышка с характером, и она в восторге от того, что у нее появился брат, которым она потом сможет командовать.
– Что ж, нам не терпится увидеть вас, вашу жену и детей на следующей домашней игре в Чикаго, – добавляет Джерри, репортер из «Трибьюн».
Обычно именно так и проходит беседа. Репортеры начинают со всякой милой сентиментальной чепухи о Мэддисоне, а затем переходят ко мне.
– И ЭЗ, – начинает Джерри, используя мое прозвище.
– Как дела, босс?
– Неплохо, неплохо. Но, полагаю, не так хорошо, как у тебя. На прошлой неделе в интернете повсюду маячило твое фото с последней пассией, с которой ты ушел с арены после домашнего дебюта. Это кто‑то, о ком нам следует знать?
Почему эти репортеры считают необходимым постоянно говорить о моей сексуальной жизни? Это выше моего понимания. Но мой имидж в средствах массовой информации приносит мне чертовски много денег, поэтому я не обращаю на это внимания. Хотя я понятия не имею, кого он имеет в виду на прошлой неделе. В определенный момент эти встречи, как правило, начинают сливаться в одну.
– Ну же, Джерри, – поддразниваю я. – Ты ведь знаешь, с кем разговариваешь. С каких это пор тебе нужно знать о ком‑то еще?
– Виноват, – смеется он. – Я почти забыл, что разговариваю с Эваном Зандерсом. Тебя, наверное, ни одна женщина не интересовала дольше двадцати четырех часов, если не считать твоей матери.
При упоминании о матери я бросаю взгляд на Мэддисона. Никто не знает о моей семейной ситуации, кроме наших с ним семей. Я плачу́ хорошие деньги своей пиар‑команде, чтобы все так и оставалось.
Мэддисон одаривает меня сочувственной полуулыбкой.
– Примерно так и есть. – Я заставляю себя рассмеяться в громкую связь, ненавидя вкус слов, слетающих с моего языка.
– Джерри, давай поговорим о хоккее, – быстро меняет тему Мэддисон.
– Да, давайте. В этом году у вас отличная команда. Что вы думаете о ваших шансах на Кубок?
– Это наш год, – заявляет Мэддисон.
Я киваю в знак согласия и добавляю:
– Без сомнения, мы считаем, что команда парней, одетых в майки «Рапторс», в этом году имеет все шансы к концу сезона стать обладателями Кубка Стэнли.
Мы с Мэддисоном внимательно смотрим друг на друга через стол конференц‑зала. Когда дело доходит до хоккея, и особенно в этом сезоне, мы не валяем дурака. Это наш год, чтобы выиграть. В двадцать восемь лет мы с Мэддисоном начинаем наш седьмой сезон в НХЛ, и у нас наконец‑то есть все необходимое, чтобы довести дело до конца.
– Защитник Зандерс, как ты думаешь, в этом году у тебя будет меньше штрафных минут?
– Зависит от обстоятельств. – Я откидываюсь на спинку стула.
– От каких именно?
– Если другие команды будут играть чисто, я тоже сыграю чисто. Но если кому‑то придет в голову преследовать моих парней – будут иметь дело со мной. Скамейка штрафников меня не пугает. Я в этой команде именно для этого: защищаю своих ребят, чтобы быть уверенным, что они не пострадают. Но, судя по моим последним шести сезонам, я не могу представить, что в этом году что‑то изменится.
– Тебе действительно по душе добрая хоккейная драка, – смеется Джерри. Что ж, тут он не ошибается. – Собственно, что ты теряешь? – продолжает он. – Ты дерешься, получаешь свои минуты на скамейке штрафников, а потом каждый вечер уходишь под руку с новой красоткой. Знаем мы тебя, ЭЗ. Тебе наплевать на всех, кроме себя. Потому‑то Чикаго тебя и любит. Ты самый большой засранец в лиге. Но ты – наш засранец.
Мэддисон откидывается на спинку стула, нахмурив брови и скрестив руки на груди. Он разочарованно качает головой, но ему известно, как это работает. Мы занимаемся этим уже много лет.
Я делаю глубокий вдох и натягиваю на лицо улыбку, хотя репортер этого и не видит.
– Ты все правильно понял!
– Городской «золотой мальчик» и мальчиш‑плохиш из Чикаго, – добавляет Джерри. – Мой любимый заголовок, который я использую, когда речь заходит о вас двоих.
Мы продолжаем беседовать о команде и наших целях на этот сезон, но через каждые несколько вопросов возвращаемся ко мне и к моей личной жизни. Я рассказываю о женщинах, с которыми ухожу с арены, о фотографиях в городе, выпивках и вечеринках. Впрочем, я постоянно напоминаю ему, что такие вечера никогда не предшествуют игре.
Всякий раз, когда Мэддисон или я пытаемся перевести разговор на «Активные умы Чикаго» – наш благотворительный фонд поддержки обездоленных молодых спортсменов, которые не могут сами позаботиться о своем психическом здоровье, Джерри возвращает разговор ко мне и моему образу жизни повесы.
Я понимаю, что это – имидж, который я сам себе создал за последние семь лет, и именно благодаря ему мои гонорары сейчас столь велики, но мне бы очень хотелось прорекламировать нашу благотворительную деятельность. Это единственная вещь в моей жизни, которой я искренне горжусь.
Мы с Мэддисоном начали создавать этот фонд, когда он только переехал в Чикаго. У нас обоих было желание начать жертвовать деньги на благотворительность, так что создание этой организации стало очень логичным. Мы собрали профессиональных спортсменов со всего города, чтобы они поделились своими собственными историями психического выздоровления, пытаясь преодолеть стереотипы, бытующие в этой области среди спортсменов, особенно среди мужчин. Мы собираем деньги на ежемесячных мероприятиях, чтобы покрыть расходы на сеансы терапии для детей, которые не могут себе этого позволить, но нуждаются в помощи, а также обращаемся к тем врачам и психотерапевтам, которые готовы пожертвовать своим временем.
Я могу только представить, насколько иной могла бы быть моя жизнь, если бы у меня в юности был доступ к таким услугам. Бо́льшую часть гнева и одиночества, которые я чувствовал, можно было бы выразить словами, а не грязным поведением на льду.
– Спасибо, что уделил нам время, Джерри, – говорит Мэддисон после того, как все вопросы заданы. Он заканчивает телефонную конференцию.
– Мы больше не будем заниматься этим дерьмом.
– Мы должны.
– Зи, ты в них выглядишь как придурок. Даже не можешь заговорить об «Активных умах» – они тут же меняют тему на то, кто твоя очередная пассия или с кем ты подрался.