Милый яд
– Нет. Это выходные Луанны. Она со своим новым парнем ведет ее в какое‑то шикарное место. Слыхал, они будут кататься на коньках. Роу с нетерпением этого ждет. На самом деле я хотел кое‑что у тебя спросить. В эти выходные в Джерси проходит фестиваль старинных автомобилей. У меня есть бесплатные билеты с работы. Я подумывал о том, чтобы пригласить Лию. Если она увлекается подобными вещами, конечно, – он провел пальцами по своим длинным волосам. Под ногтями была заметна сажа.
Я понимала, что он прощупывает обстановку. Джона хотел знать, стоит ли вообще приглашать Лию на свидание. Ни для кого не было секретом, что она не очень‑то любила свидания.
Я прислонилась к своей двери, втянув щеки.
– Тебя интересует, хорошая ли это идея спросить ее, или свободна ли она?
Он тоже оперся на свою дверь и засунул большие пальцы в петли джинсов. Лия должна была прийти с минуты на минуту. Мы собирались к ее дерматологу, который принимал нас в нерабочее время, потому что моей сестре было слишком стыдно показывать свое лицо без макияжа.
– И то, и другое.
– Думаю, у нее нет планов на выходные, но не могу обещать, что она пойдет с тобой на свидание. Ты же знаешь, как это бывает с Лией.
Джона никогда не видел Лию без макияжа. Никогда не видел шероховатую кожу под слоем тонального крема или то, что огонь отнял у нее кончик уха, придав ему по‑эльфийски заостренный вид.
Наверное, он заметил изменение цвета под тональным кремом. Легкие фиолетовые пятна, украшавшие правую половину лица. Но Джона не знал, как это выглядит без боевой раскраски.
– Она с кем‑нибудь встречалась после пожара?
Я покачала головой.
– Насколько знаю, нет.
– Дерьмо.
– О да.
– Она великолепна, – он подергал себя за бородку, скривив рот. – Никогда не видел женщины сексуальнее. Без обид.
– Я и не обиделась.
Лия была – и всегда будет – сногсшибательной. Мне вообще кажется, что у людей есть два лица: то, которое видит мир, и то, которое они видят в зеркале. Но когда Лия смотрела на себя, то видела только Ту Самую Ночь.
Мы услышали звон ключей двумя этажами ниже и поняли, что Лия вернулась домой. Дверь со скрежетом открылась, затем захлопнулась.
Я услышала тихий, знакомый стон.
– Этот лисенок меня доконает. Я единственная глупая сука во вселенной, которая решила кормить городскую лису, – бормотала она.
Мы с Джоной обменялись взглядами. Я прикусила губу, чтобы подавить смех. Джона прямо‑таки взвыл. Еще одна особенность Лии. Она была замечательной. По‑настоящему добросердечной и милой.
Мы слышали, как она поднимается по лестнице. Она появилась на третьем этаже, одетая в водолазку канареечного цвета, которая скрывала как можно больше ее кожи, и обтягивающие кожаные брюки. Сестра держала пустой контейнер, где, видимо, хранила еду для лисенка, который ночью бродил по парку за нашим домом в поисках своей мамы.
Она посмотрела на нас, нахмурившись.
– Выглядишь так, словно замышляешь что‑то подозрительное. Джона, ты знаешь, что я сделаю кошелек из твоей мошонки, если втянешь мою младшую сестру в неприятности.
Джона фыркнул.
– Раз уж на то пошло, скорее твоя младшая сестренка найдет неприятности на мою задницу.
Лия приподняла здоровую бровь. Правой у нее не было из‑за шрама. Она проделала отличную работу, нарисовав ее перед выходом из дома. Вы бы и не заметили.
– Моя сестра – ботаник, – сказала она с достаточной долей злобы. Она любила меня, но я ей не нравилась. – В любом случае, ты слишком для нее стар. Ей всего двадцать два. Тебе сколько? Тридцать?
– Тридцать один. А тебе двадцать семь, – ответил он.
По какой‑то причине я подумала о Тейте. Ему, должно быть, за тридцать. Потом я подумала о том, как сильно Лия возненавидела бы мысль о том, что я встречаюсь с кем‑то старше тридцати лет.
Не то чтобы я собиралась встречаться с Тейтом.
– А это ты к чему? – нахмурилась Лия. Как будто не связала нашу беседу с тем, что она свободная женщина.
– Разберись с этим сама, Чашечка, – он подмигнул ей, намотал ключи на палец и сбежал вниз по лестнице.
Я повернулась и посмотрела на сестру. За четыре года с тех пор, как я окончила школу, мы усовершенствовали навык притворства, что у нас все в порядке. Но в глубине души она всегда будет держать на меня обиду.
Обиду за то, что я заставила ее занять место родителей, когда ей было всего восемнадцать.
Обиду за то, что прошла сквозь огонь, чтобы спасти меня.
Обиду за то, что я убила маму и папу.
За то, что выглядела далеко не идеально, тогда как могла выбрать любого парня до того, как пламя поглотило ее красоту. До того, как огонь поглотил ее.
Лия порылась в сумке с бахромой, висевшей на плече, в поисках пачки сигарет, и засунула в рот сигарету с ментолом, когда мы вошли в квартиру.
– Ты заметила, что он назвал тебя Чашечкой? – спросила я.
Лия пожала плечами и с важным видом направилась в свою комнату, вернувшись с салфетками для снятия макияжа. Во время осмотра дерматолога ее лицо должно быть совершенно чистым. Каждый день она наносила тонну лечебных кремов, чтобы свести к минимуму повреждения кожи и предотвратить ее распад.
Зажав сигарету губами, она начала снимать засохший макияж.
– Не совсем.
– Интересно, почему он тебя так назвал.
– Потому что я выпиваю шесть чашек чая в день, – невозмутимо ответила Лия. – Тайна раскрыта. Отправьте чек по почте.
Я поставила чайник, собираясь приготовить ей чай перед выходом.
– Но откуда ему это знать? Ты ведь не общаешься с ним один на один?
– Может быть, ему сказала Роу. Мы проводим с ней много времени.
– Зачем ему спрашивать Роу? – я подавила глупую ухмылку, мое сердце колотилось в груди. Впервые за сорок восемь часов я смогла отвлечься от Тейта Маркетти. – Думаю, Джона в тебя влюблен.
– А я думаю, ты под кайфом, – она вопросительно изогнула здоровую бровь. – Он так любезен, потому что получает бесплатную няньку на десять часов в неделю. Самое меньшее, что он может сделать, – это быть милым и угощать едой на вынос, – она неторопливо прошла вглубь длинной узкой кухни и открыла шкаф для мусора, выбросив использованные салфетки. – В любом случае, я не хочу говорить о Джоне. Пошли.
