Милый яд

За Келланом.

За нормальной жизнью.

Устал бежать, теряя время, счастье и надежду.

Бежать от самого себя.

Я обхватил ладонями ее затылок и притянул к себе. Ее рыдания расходились волнами по всему телу, а плечи вздрагивали с каждым криком, который срывался с ее губ. Ее горячие слезы смешались с холодным дождем на моем плече, и прилипшая к телу одежда склеила нас вместе. Ее пальто еще свисало с моих пальцев и касалось земли.

Не знаю, сколько мы простояли под дождем. Обычно я хорошо чувствовал время, но сейчас был слишком не в себе, чтобы осознавать, минута прошла или час. Чарли рыдала в моих объятиях, и я прекрасно понимал, что ублюдок, заставивший ее плакать, – это я.

Она была права. Я ничего не спрашивал о ней самой, хотя, по всей вероятности, Чарли и Келлана свел вместе тот факт, что они оба застряли в подростковом аду и составляли друг другу компанию.

– Я просто хотела, чтобы он был счастлив, – от ее слов сердце обливалось кровью. – Клянусь, я пыталась.

Я обхватил пальцами ее затылок, но не сказал ни слова. После смерти Келлана я пытался смириться с этим. Я и не намеревался становиться таким озлобленным куском дерьма. Группы поддержки меня угнетали, а работа на общественных началах с трудными детьми напоминала лишь о том, насколько неприспособленным я оказался в воспитании своего же брата. Куда бы я ни пошел, сопереживание имело синтетический привкус фальши. Как глазурь на торте – слишком сладкая, слишком красочная, слишком совершенная.

Чарли – единственная, с кем я познакомился после смерти Келлана, так ужасно скорбела. Она дергала ногой, испытывала угрызения совести и впадала в истерику, но была настоящей, уязвимой и поглощенной тем, что с ней случилось.

В какой‑то момент ее стала бить крупная дрожь. Я понял, что она замерзла, и пошел вперед, прижав спиной к зданию. Сверху нас укрывал балкон, и дождь больше не хлестал в лицо.

– Я вызову тебе такси.

Она выхватила у меня из рук пальто, отводя взгляд.

– Спасибо.

– Я верю тебе, когда ты говоришь, что вы не были вместе.

Не совсем.

Она повернула голову в мою сторону. Услышав эти слова, Чарли не обрадовалась и не почувствовала облегчение.

– Как скажешь, Тейт.

Я заказал такси по телефону, затем сунул устройство в задний карман.

– Что это за пенни?

– Когда мне было плохо, моя сестра обычно бросала в мою сторону пенни и говорила: «Пенни за твои мысли». Это вроде как ко мне привязалось. Когда мне плохо, я играю с пенни. И подсадила на это Келлана. Думаю, ему это нравилось. Мы установили правило, что всякий раз, когда я бросала ему пенни, он должен был довериться мне. Это было практично.

Я уставился на нее. Промокнув под дождем, она выглядела прехорошенькой. Нос и щеки усыпаны веснушками. Пухлые губы. Я задавался вопросом, почему Келлан не подкатил к ней. В шестнадцать лет я бы в считаные секунды набросился на Шарлотту Ричардс.

Самое подходящее время для таких мыслей, придурок.

– Ты скучаешь по нему, – сказал я. Тупая боль в моем сердце усилилась.

– Да, – она закатила глаза – лишь для того, чтобы подавить очередную волну слез. Кончик носа у нее порозовел. – Ты такой придурок. Неудивительно, что ты эксперт по тому, как забацать детей, – она покачала головой. Шарлотта странная – и я пока не уверен, привлекала она этим или раздражала.

Я не стал извиняться.

– Да.

– Но ты не можешь вести себя так со мной, – предупредила она. – Я этого не потерплю.

– Хорошо.

Это обещание далось мне легко.

Не то чтобы я собирался с ней встречаться.

Мне в голову пришла идея. Ужасная идея. Отличная идея. Смелая идея. Идея, которая могла бы приблизить меня на шаг к тому, чтобы избавиться от проклятого дома, который я ненавидел с того дня, как купил его. И по умолчанию – избавила бы от присутствия Терри на моем диване.

– Была когда‑нибудь в его комнате? – спросил я.

Она покачала головой.

– Мы были не настолько близки.

Я впервые поверил ей с тех пор, как она сказала, что они не трахались. Им сложновато было бы переспать, если они даже не бывали друг у друга в гостях. Мне почему‑то стало легче. От мысли, что Келлан мог быть убит горем из‑за какой‑то цыпочки, становилось не по себе.

– А готова увидеть ее сейчас?

– Хочешь сказать, прямо сейчас?

– В ближайшее время. Мне нужно навести там порядок. Туда никто не заходил четыре года, и думаю, что, возможно, пришло время. Но мне нужна помощь.

– Чтобы убраться?

– Чтобы переступить ее порог.

Она погрузилась в задумчивое молчание.

– И что? Что скажешь? – я наблюдал за ней, ожидая реакции. Какого‑то знака, символизирующего принятие решения.

Подъехало ее такси. Фары мигнули, ослепив нас. Мы прищурились друг на друга. Черт возьми, Чарли явно не торопилась с принятием решения.

– Я заплачу тебе, – не выдержал я.

– Я сделаю это бесплатно, – решительно сказала она, затем нахмурилась. – На самом деле, я сделаю это за экземпляр «Несовершенств» в мягкой обложке с автографом автора.

– Терри – придурок. Ты сама так сказала.

Да, Тейт, в вопросах обаяния тебе нет равных.

– Мне все равно, какой он. Он сумел написать офигенную книгу. Если бы я бойкотировала всех ублюдков из моего творческого меню, то изголодалась бы по фильмам, книгам и песням.

Я понимал, что она знала, как я ненавижу своего донора спермы, поэтому пришел к выводу, что Чарли сделала это по той же причине, по которой сытые кошки охотятся на мышей. Ради азарта.

– Я с ним не разговариваю.

Такси снова ослепило нас фарами. У водителя кончалось терпение. Я не сдвинулся с места.