Мой враг по переписке

– Ты читала его письма, – напоминаю я. – Он вечно грубил и обижал меня, а я не хотела, чтобы он оставлял такие комментарии у меня на странице, где любой может их прочитать.

А еще мне почему‑то нравилось писать бумажные письма и опускать их в почтовый ящик, и я боялась, что, если мы с Лукой начнем общаться в Сети, эта магия закончится. Я не была готова положить конец той эпохе. И видимо, не готова до сих пор, раз уж лечу искать его, после того как не получала вестей два года.

– Наверное, это правильно. Но я бы его добавила хотя бы на минутку, чисто посмотреть, как он выглядит. На самом деле я сталкерила в интернете почти всех, с кем переписывалась по работе.

– Серьезно? Зачем?

– Люблю соотносить имена с лицами.

– Вот теперь мне любопытно. Как думаешь, он удалил страницу, чтобы его было сложнее найти?

Энн кивает.

– И наверное, заплатил, чтобы его информацию удалили с PeopleFinder. Ну или Лука Пичлер – не его настоящее имя.

– Наверняка настоящее. Это имя попалось мне в начальной школе, когда мы заводили друзей по переписке.

– А, ну да. Если так, значит, он серьезно постарался, чтобы скрыться от тебя.

– Ничего, – говорю я. – Нам не нужны фейсбук^◊ или публичные архивы. Будем выслеживать его по старинке.

Неожиданно у меня мелькает мысль: а что, если он не развелся? Я даже жалею, что не подумала об этом раньше. Наверное, будет странно, если какая‑то случайная женщина (я) придет к ним на порог искать Луку. Я понятия не имею, что меня ждет и куда я лезу.

– Это будет так прикольно, – говорит Энн.

Она кладет письма обратно в папку и сует мне в рюкзак, пока мы приземляемся. Нам еще хватит почитать завтра вечером в аэропорту.

 

 

– А если это плохая идея? Если он переехал в дом детства, а когда я приду к нему на порог, меня арестуют за сталкерство? Или хуже: вдруг мне брызнут в глаза из баллончика?

– Маловероятно, – говорит Энн. – И потом, он сам за тобой немножко следил, чтобы выяснить, где ты работаешь.

Я думаю, как Лука справлялся с теми же проблемами, что и мы с Энн, чтобы найти меня. Интересно, зачем ему это нужно и почему я наконец получила от него письмо? Почему сейчас? Ситуация бьет наотмашь: сперва меня так надолго забыли, а потом я снова получаю конверт и не могу написать в ответ. Хотя, наверное, «забыли» – это не то слово. Мы оба уехали, и я думала, что Лука живет своей жизнью. Хотя он все время мелькал в моих мыслях, так или иначе.

Нечестно, что мне сейчас так сложно его найти. Ему наверняка было проще, ведь он каждое утро видел меня в новостях.

Энн подняла меня ни свет ни заря, чтобы выследить Луку, и вот мы здесь, в восемь утра, стоим перед домом, где он вырос. Это бледно‑голубое здание с белыми ставнями. На углу парковки стоит почтовый ящик. Интересно, тот самый? Куда падало бесчисленное количество писем, которые я годами присылала на этот адрес?

– Ему было несложно, – говорю я. – Надо было всего лишь найти в Сети мое имя и увидеть прогнозы погоды. Ему не пришлось лететь до Майами, чтобы это выяснить.

– Ну у тебя нет вариантов: приходится действовать так.

– Наверняка это отлично сработает в суде. «Я не виновата, ваша честь: он не дал мне иного выбора, кроме как сталкерить его!»

Энн закатывает глаза.

– Успокойся. Худший вариант – ты получишь запрет на приближение. И я сомневаюсь, что он так поступит. Зачем лезть из кожи вон в поисках тебя, а потом подавать запрос в суд?

Я знаю, что она права, но тяну время. Делаю глубокий вдох и еще минуту смотрю на дом. Пытаюсь представить Луку ребенком, выбегающим из входной двери к почтовому ящику, чтобы проверить, нет ли там письма для него. Вот интересно, волновался ли он, как я, проверяя почту? Было время, когда я думала, вдруг он и правда меня ненавидит. Некоторые послания были такими мерзкими и такими личными, что я удивлялась, зачем он вообще утруждает себя перепиской. Иногда он даже угрожал больше мне не писать, но никогда не воплощал эти угрозы в жизнь.

Может, Лука просто рос озлобленным ребенком? Или ему просто нравилось надо мной издеваться? Я представляю, как он, уже постарше, все равно проверяет почту в поисках моих писем. Правда, представить это сложно, ведь я не знаю, как он выглядит. Каждый раз воображаю его по‑разному. Иногда у него светлые волосы, иногда каштановые. Иногда он высокий, а иногда низенький.

– Тебе страшно? – тихо спрашивает Энн, выдергивая меня из раздумий.

– Немножко.

– Никто не будет прыскать в тебя из баллончика. Подойди и постучи. А то ты явно пугаешь их больше, пока просто стоишь и пялишься на дом.

Я вздыхаю и заставляю себя подойти к крыльцу. Жму на звонок и задерживаю дыхание.

По ту сторону сетчатой двери появляется женщина. Затем открывает ее и выжидающе смотрит на нас.

– Чем могу помочь?

– Здравствуйте, – говорю я, едва не теряя голос. – Я хотела спросить, вы знаете что‑нибудь о семье, которая жила в этом доме до вас?

Та пожимает плечами.

– О Джонсах? Вы что, из переписи населения?

– Нет, просто… Сколько здесь жила семья Джонсов? А никого по имени Лука не было? Лука Пичлер, например?

– Понятия не имею. Я их не знаю. Только иногда получаю их почту.

– А ваши соседи? Сколько они тут живут, не подскажете?

Женщина вздыхает. Я вижу, как она теряет терпение.

– Понятия не имею. Я тут всего год живу. И не особо общаюсь с соседями.

– Хорошо. Спасибо. Простите за беспокойство.

Женщина уходит в дом, закрывая за собой дверь. Мы с Энн переглядываемся, спускаемся с крыльца и возвращаемся на тротуар.

– Я так и думала, что она ничего не знает о Луке, – говорю я. – Он не писал мне отсюда со времен школы.

– Но должны же быть соседи, которые живут тут долго и помнят его или его семью, – предполагает Энн. – С кого хочешь начать?

– Давай с ближайших домов.

Пока мы идем по кварталу, мой телефон жужжит: новое сообщение. На минуту я забываю, что Энн поменяла имя в списке контактов, и не понимаю, почему мне пишет какой‑то Взгляд Хаски.