Мой враг по переписке

Взгляд Хаски. Как тебе Сан‑Диего? Лучше Майами?

Наоми. Тут красиво. Я могу и не вернуться.

Взгляд Хаски. Нельзя принимать такое важное решение, не сходив со мной на свидание.

Наоми. Неплохая самооценка! Думаешь, что одно свидание может заставить меня передумать?

Взгляд Хаски. Это будет не одно свидание.

 

Я перечитываю его сообщение, пытаясь понять, как от простого предложения у меня растекается тепло по всему телу. Начинает кружиться голова, и я понимаю, что задержала дыхание. Не знаю, как отвечать на такой флирт. Я делаю глубокий вдох, а потом печатаю.

 

Наоми. Да? Кто‑то так уверен в себе. А если после первого ты меня возненавидишь?

Взгляд Хаски. Этого не будет.

Наоми. Чем сегодня занят?

Взгляд Хаски. Зависаю с семьей и жалею, что не гуляю по пляжу с милой девушкой из прогноза погоды, с которой недавно познакомился…

 

Я вздрагиваю, когда Энн хватает меня за руку и дергает на другую сторону тротуара.

– Земля вызывает Наоми! Ты правда не видела столб?

– Что? Ой.

Я оглядываюсь и понимаю, что Энн только что не дала мне глупо врезаться головой.

– Чему ты улыбалась? – спрашивает она, указывая на телефон. А потом сужает глаза с понимающей улыбкой. – Это Взгляд Хаски, да? Шлет тебе сексуальные фотки?

Я смеюсь.

– Нет. В смысле: да, это он, но нет, он не шлет мне фотки. – Телефон снова вибрирует, но я прячу его в карман, не посмотрев, а то вдруг Джейк решит опровергнуть мои слова. – Идем. Вон к тому дому.

Крайний дом с угла зарос кустарником так, что по дорожке ко входной двери невозможно пройти. Приходится обходить изгородь, чтобы добраться до крыльца. На этой улице нам долго не везло: дома стояли сплошь под сдачу отдыхающим. Но за последним домиком явно не ухаживают так тщательно, и я надеюсь, что местные жильцы обитают тут какое‑то время.

Звонка нет, так что я стучу в деревянную дверь и принимаюсь ждать. Где‑то в доме радостно тявкает собачка. Через минуту нам открывают, и на пороге появляется хрупкая старушка в очках, из‑за которых ее глаза кажутся просто огромными. Питомец все еще тявкает откуда‑то из задней комнаты.

– Доброе утро, мэм, – говорю я. – Надеюсь, я вам не помешала.

– Что вы, что вы! – Она улыбается, и ее вставная челюсть кажется слишком большой для такого личика.

– Меня зовут Наоми, а это моя подруга Энн. Мы пытаемся найти человека, который раньше жил на этой улице. Подскажите, вы давно тут живете?

– Кэрол Белл, – отвечает старушка, пожимая нам руки. – Я могла бы сказать, сколько тут живу, но не хочу признаваться, сколько мне лет. – Она лукаво улыбается и подмигивает мне. – Я здесь всю жизнь. Этот дом построил мой папаша, знаете ли.

Энн тычет меня локтем, и я вижу, как она чуть не подпрыгивает от восторга. Я поворачиваюсь к Кэрол и говорю:

– Невероятно! Такой красивый дом. Наверняка вам нравится жить рядом с морем.

Кэрол кивает.

– На что другое я бы не согласилась.

Я указываю на старый дом Луки.

– Видите этот голубой дом посреди улицы?

Старушка высовывает голову из дверного проема, чтобы посмотреть, куда я показываю.

– Вы не помните семью, которая жила тут несколько лет назад? По фамилии Пичлер. Как минимум восемь лет тут провели, возможно больше. У них был сын по имени Лука.

Кэрол задумчиво кривит губы.

– А, да, – вспоминает она через минуту. – Помню Пичлеров. Хорошая была семья, хоть и нелегко им пришлось. А за мальчика я волнуюсь. Вы его знаете? Как у него дела?

Интересно, что значит «семье пришлось нелегко»? Район кажется славным, а Лука никогда не жаловался в письмах на трудное детство.

– Мы с Лукой раньше обменивались письмами, а за годы потерялись. Я надеялась, вы расскажете мне о нем или его семье. Я бы хотела снова ему написать.

– Ох, ну как же это мило! – восклицает Кэрол. Она поджимает губы, ее взгляд возвращается к голубому дому через дорогу. После этого тон старушки меняется. – Лидия всегда ссорилась с мужем. Вряд ли он ее бил, но на улице стоял такой ор, что будил весь район. Пару раз даже полицию вызывали, но никого не арестовывали. А потом мистер Пичлер уехал и не вернулся. Наверное, и к лучшему, но, мне кажется, мальчику было очень нелегко. Через несколько лет Лидия заболела. Представить не могу, каково было ребенку потерять обоих родителей, не успев даже закончить учебу.

Кэрол рассказывает настолько небрежно, будто я и так обо всем этом в курсе, раз переписывалась с Лукой. Я ошеломленно смотрю на нее, пытаясь переварить произнесенные слова. Я не знала, что отец Луки его бросил и что его мать заболела. Он никогда не писал об этом. Правда, может, и писал, только по‑своему, косвенно. Я вспоминаю те несколько писем, которые были резче прочих, такими грубыми, что уже не казались игрой. Я не понимала тогда, что именно Лука переживал. Нужно перечитать все письма, когда вернусь домой. Наверняка я что‑то упустила.

– Это явно было непросто, – говорит Энн. – Так его мать…

– Скончалась, – кивает Кэрол.

– А как же Лука? – спрашивает Энн.

Я благодарна ей за эти вопросы, ведь меня слишком занимают мысли о Луке, чтобы думать о поддержании разговора. Я даже представить не могу, что он пережил, и теперь думаю о нем совершенно иначе. Мне всегда было интересно, почему он такой грубый, был ли он просто озлобленным ребенком или скрывался под маской. И даже не догадывалась, сколько ему выпало боли и потерь в юном возрасте. Так грустно, что я не понимала этого раньше. Жаль, что не смогла прочесть между строк и написать что‑нибудь в утешение. Но возможно, это испортило бы нашу переписку.

Надеюсь, он поговорил с кем‑нибудь по душам.

– Когда я услышала о смерти Лидии, Лука уже уехал. Я так и не получила от него весточки, но я и не ждала. Для него я была всего лишь старушкой, живущей дальше по улице. – Кэрол поворачивается ко мне. – Вы тогда перестали получать от него письма?

Я качаю головой, сглатывая ком в горле.

– Он продолжал мне писать еще много лет. Насколько я знаю, дела шли хорошо. Лука собирался жениться. – Я вымученно улыбаюсь.