Мой враг по переписке

Было сложно писать Наоми грубые письма, пока я смотрел, как моя мать слабеет с каждым днем. Когда ушел отец, я использовал письма к Наоми как возможность выпустить злость, с которой он меня оставил. Но когда мама заболела, когда стало ясно, что она медленно умирает, я чувствовал только отчаяние. Она не хотела оставлять меня – ее забрали у меня против воли.

Когда моя мать заболела, письма Наоми стали необходимым отвлечением.

 

Дорогая Наоми.

Ты не поступишь ни в один из колледжей, куда подала документы, потому что ты не так умна, как думаешь. Твои родители и учителя врали тебе все эти годы. Ты, скорее всего, даже не выпустишься. Директор объявит твое имя, даст пройти к сцене и, вместо того чтобы поздравить, как остальных учеников, скажет, что ты провалилась и тебе надо заново начинать старшие классы. Все последние четыре года. Это будет ужасно унизительно, но я буду не особо удивлен.

С любовью,

Лука

 

Отвлекаясь от школы, не будучи маминым поваром или шофером, я ловил себя на том, что изучаю страничку Наоми. Раз за разом просматривал все фото, которые видел сотни раз, прежде чем перейти к новым, которые еще не видел. Она постила что‑то свежее почти каждый день. Я гадал, знает ли она, что ее личные мысли доступны всему миру. Знает ли она, что я могу прочесть все то, что она не пишет в своих письмах. Иногда она публиковала что‑то смешное, иногда рассказывала о том, что планирует делать в тот день, а иногда ругалась на то, как ее обижали. Если учесть мою слежку в интернете и письма, которые она присылала мне с пятого класса, мне начинало казаться, что я знаю ее. Я сомневался, что ее друзья догадывались о том, насколько черное у нее чувство юмора.

Я немного ревновал каждый раз, когда она выкладывала фото с каким‑то парнем. Я предполагал, что это может быть ее парень, потому что некоторые посты были про него. Я переживал, что она перестанет писать мне, если узнает, сколько времени я провел, разглядывая ее фото и читая то, что она написала на своей странице. Иногда я засыпал, представляя, что это я обнимаю ее на фотографии, которую она выложила.

Как‑то раз рано утром, пока мама еще не проснулась, я набрал в поисковой строке имя своего отца, но так и не смог найти его профиль. Я пытался звонить ему, но звонок шел прямо на чужую голосовую почту. Знал, что так будет. Не в первый раз пробовал звонить на его старый номер.

Я не скучал по нему: он сделал свой выбор. Но все равно от злости швырнул телефон на кровать и проследил, как он отлетел и ударился о стену, прежде чем упасть на пол. Было несправедливо, что отец оставил меня одного разбираться со всем этим. Я ненавидел его за то, что он где‑то там наслаждался жизнью, не заботясь о том, что в мире есть моя мать, я и то, с чем нам приходится справляться.

Подобрав телефон, я увидел свежую трещину на экране. Пнул угол кровати и выругался. Во мне кипела злость на телефон, на отца и в этот момент даже на мать.

Я ненавидел себя даже за само наличие такой мысли. Я злился на рак, а не на нее. И на свое желание, чтобы отец был здесь и помог нам преодолеть все это. Но он был нам не нужен. Я просто хотел бы, чтобы он позвонил.

Здоровье матери ухудшилось к концу апреля. Она не должна была дотянуть до мая, но цеплялась за жизнь, как только могла. Она твердо решила дожить до моего выпуска. Когда я перелистнул календарь на май, у нас возникло ощущение, что мы достигли некоего рубежа. Мама превзошла свою болезнь, пусть даже на день.

А потом прошел еще один день, и еще один, и, прежде чем мы успели это понять, наступил конец мая. Маме не становилось лучше, и большую часть времени у нас в доме дежурила медсестра из хосписа. Она следила за тем, чтобы маме было удобно. Каждый день был лишь еще одним днем выживания, еще одним днем ожидания, что он будет последним.

Утром на мой выпускной мама обняла меня со слезами на глазах. Она была так слаба, что я едва почувствовал ее прикосновение. Тогда она в первый раз за несколько дней смогла встать с постели.

– Мы справились, – сказала она. – Я увижу выпускной своего сына.

Когда она сказала это, уже мои глаза защипало от слез. За последний месяц я часто ловил себя на мысли о том, что единственное, что держит ее в живых, – цель дотянуть до этого дня. Теперь, когда мы добрались до него, мне не хотелось ее отпускать, но и не хотелось заставлять ее продолжать страдания лишь потому, что я не могу найти в себе сил попрощаться.

– Мы справились, – повторил я.

В тот день я сам доехал до школы, размышляя обо всем, что произошло за последние месяцы. Иногда накатывало ощущение, будто прошло всего несколько дней.

То, что мама прожила еще один месяц, не слишком впечатлило ее врачей. Совсем другая история, если бы мама каждое утро выпрыгивала из кровати и танцевала в гостиной, перед тем как сделать себе чашечку кофе. Она ни в коем случае не была медицинским чудом. Пусть я ценил каждый лишний день, который мог с ней провести, казалось, что все остальные удивлены, что она все еще не умерла.

Я столкнулся с Беном, когда на нас обоих были шапочки и мантии после репетиции. Его девушка фотографировалась с группой девчонок – с двумя из них я встречался в десятом классе, – так что на пару минут мы остались одни.

– Как дела у твоей мамы? – спросил он.

В те дни почти все начинали разговор со мной именно так. Иногда я хотел, чтобы кто‑то спросил у меня о чем‑нибудь другом. Я был бы благодарен за небольшое отвлечение. Но сегодня поговорить про нее было приятно.

– Она сегодня по‑настоящему счастлива, – сказал я. – Ей не стало лучше, но она протянула на месяц дольше, чем говорили врачи. Она просто радуется, что увидит мой выпуск из школы.

– Это здорово, – ответил Бен. – Я знаю, сколько это значит для вас обоих. Ты все еще собираешься уходить в морпехи или пока забросил эту идею?

– Учеба начнется через месяц.

– Ты не собираешься это откладывать? А как же твоя мама?

– Она и так долго не должна была прожить.

– Но прожила. А если проживет еще месяц?

Я не думал, что она сможет прожить еще месяц, даже еще неделю, но я знал, что вслух это прозвучит бессердечно. Мне нужно было пойти в армию, чтобы отслужить четыре года ради пособия для демобилизованных и после этого пойти в колледж. Не будь у меня этого плана, у меня не было бы ничего.

– Я буду здесь, в Сан‑Диего, если что‑то случится.

Девушка Бена ушла от подружек и начала подзывать его. Он помахал ей, потом повернулся ко мне.

– Мне пора. – Он уже почти отвернулся, но задержался. – У меня дома сегодня будет выпускная вечеринка. Приходи.

– Хорошо. Я попробую.