Морана и Тень. Плетущая
Хоть и приятны ей были объятия Злата, пока он коня галопом гнал, да мысли все заняты были возвращением родных. В такой восторг Ена пришла: то тело дрожало, то слёзы сами по себе текли. Она их раз за разом в пути смахивала. Только конь замер, и Ена сама на землю соскочила.
На княжеском дворе было многолюдно. Из печных труб дым валил, конюхи десятки лошадей распрягали, женщины бегали туда‑сюда с водой и чистой одеждой. Куры по углам попрятались, а псы то и дело лаяли, встревоженные переполохом. Увидев бегущих в гридницу знакомых лечцов да женщин, выносящих окровавленные тряпицы, у Ены вся спина покрылась мурашками. Позабыв о Злате, она бросилась туда.
В гриднице столы немного раздвинули, чтобы всех раненых либо уложить, либо усадить. Травмированных были десятки, но похоже, первую помощь им ещё дни назад на поле боя оказали, сейчас лечцы раны разве что проверяли, да заботливые руки помощниц повязки меняли. В воздухе стоял запах крови, но, к счастью, не было ни воплей, ни стонов. Ругань временами да шипение сквозь зубы. Большинство вовсе шутили и историями о походе делились. Несколько дружинников заметили, как Ена заметалась, ища князя и его сыновей. Обычно они сперва своих воинов проверяли, заботились об их здравии.
– Не здесь они, Незванка, – окликнул её один из мужчин. – Князь в палатах. Княжичам в этот раз досталось. Поди проведай.
От страха проглотив язык, Ена выбежала из гридницы и бросилась через двор к хоромам. Так бежала, что все встреченные на пути стремительно расступались. Ена не помнила, как ворвалась в горницу, как пронеслась по сеням, взбежала по лестнице на второй этаж. Голова кружилась, когда она с грохотом распахнула дверь в главные палаты. Голоса внутри умолкли, растерянные лица обернулись к ней. Князь Яреш оборвал какую‑то фразу на середине.
Ена не извинилась и даже не подумала выйти. Если погонят – не выйдет, пока не убедится, что с ними всё хорошо. Князь то ли понял, то ли по лицу прочитал. И расслабившись, одарил девушку искренней улыбкой:
– Нас всего‑то весну не было, а ты выросла, будто год прошёл. Вновь похорошела.
Ена закусила трясущуюся губу, услышав ласковый голос, ноги в коленях ослабли от осознания, что князь жив‑здоров.
– Благодарю, государь. Отрадно видеть, что ты в порядке. – Ена поклонилась, не обращая внимания, что её собственный голос дрожал.
– Хорошо, что пришла. Хотели за тобой послать. Сыновьям моим бы раны зашить, говорят, что ты чище всех это делаешь. Отведите её к Рокелю, да принесите всё, что требуется, – приказал он одному из ключников, тот поклонился и Ене подал знак рукой.
Она безропотно последовала за мужчиной, внутри всё сжималось. Уже приходилось Ене порезы Зорана зашивать, но в столь длительных и масштабных боях они ещё не бывали.
Её привели к спальне Рокеля, и двери его покоев Ена открыла несмело. Разговор между братьями оборвался, когда она громко ахнула. Младший княжич лежал на своей кровати, Зоран же сидел у его постели. Они выглядели усталыми, потрёпанными битвами и дорогой, но при взгляде на неё оба улыбнулись, и Ена несдержанно расплакалась. Не хотела, да слёзы лились, размывая зрение. Сердце грохотало в ушах так, что успокаивающие шутки от братьев да беззлобные насмешки она едва разбирала. Рыдания не прекращались, и Зоран здоровой рукой обнял Ену, позволив той спрятать зарёванное лицо у него на груди. Пахло от него потом и кровью. Сквозь всхлипы Ена жаловалась на запах да бранилась на то, что приехали они с ранами. В ответ на это Зоран с Рокелем лишь смеялись и опять глупой называли.
К счастью, старший княжич отделался в битве многочисленными синяками да одним порезом на руке, который Ена аккуратно зашила. Рокелю досталось сильнее: длинная рана на животе и на плече.
– Да не бойся ты, глупая. Заживёт, – со смешком заявил Рокель, когда Ена обработала обезболивающей мазью вокруг раны на животе. – Мелочь какая‑то, а ты…
Рокель ахнул, получив щелбана.
– Это не я глупая, а у тебя голова дурная! – возмутилась она, отчего младший княжич рот разинул. Сидящий рядом Зоран тоже глаза округлил.
Они столько раз над Еной подтрунивали. Глупой с самого детства называли, да она никогда не отвечала. Надуться могла, обиженно засопеть, но так чтобы ответить – никогда.
– Неужто наша Незванка голос… – попытался пошутить Зоран, но умолк, получив щелбан по лбу.
– Не моё это имя! Не зови так!
– Тебя каждый второй на дворе так величает, почему мне…
– Ни тебе, ни ему нельзя! – отрезала Ена, ткнув ещё и в Рокеля. – От вас… от вас такое слышать больно.
Княжичи с недоумением уставились на Ену, которая им ранее не грозила, не перечила и никогда не говорила, что ей что‑то боль приносит.
– Ена, может, случилось что? Обижал тебя кто, пока нас не было? – серьёзно спросил Рокель. Он попытался приподняться, но Ена надавила ему на здоровое плечо.
Она одарила княжича тяжёлым взглядом и вновь рассмотрела порез. Зрение то и дело расплывалось, когда слёзы по новой собирались в глаза.
– Если был кто… даже если просто слово дурное тебе бросил, скажи нам, Ена, – поддержал Зоран, напрягшись.
– Ничего вы не сумеете сделать, – буркнула она, приготавливая инструменты, чтобы разобраться с порезами Рокеля.
С трудом она скрыла улыбку, заметив, как оба княжича нахохлились, возмущённые её уверенностью. Взгляды их похолодели, губы сжались, брови нахмурились, недовольные невидимым противником.
– Какого бы статуса и возраста он ни был, если обижал тебя, то ответит за оскорбление, – твёрдо заявил Рокель да изумился, получив от Ены снисходительно‑ласковую улыбку.
– Этих врагов тебе не победить, – настояла она, но уже мягче. В груди стало тепло от их заботы, так приятно, что потребовались силы, чтобы руки от восторга перестали трястись. – Обидело меня само время, что на целую весну разделило нас. Обидело расстояние, что не давало нам видеться. Обидели правители Одольского и Никоновского княжеств, что пришлось вам уйти и с ними разбираться.
Братья застыли, переглянулись недоумённо, явно не сразу осознав услышанное, а затем, к удивлению самой Ены, покраснели и заулыбались, словно приятное что‑то услышали. Она ещё поворчала себе под нос, ругая за неосторожность в прошедших битвах, но мысленно Морану благодарила, что отнимать близких она у Ены в этот раз не стала.
* * *
– Через пять дней пир на дворе. Сын, сможешь встать?
Ена замерла на повороте и задержала дыхание. Дверь в комнату Рокеля была приоткрыта. Ены в этих коридорах уже не должно быть, но она тревожилась о младшем княжиче и хотела проведать его перед сном. Сжав в руках приготовленную снотворную настойку, она прижалась плечом к стене.
– Лечец настоял, что лучше неделю отлежаться, – раздался голос Зорана.
– Пять дней хватит, я пойду, – отмёл волнение брата Рокель.
