Морана и Тень. Плетущая
Ене сковало горло, сжало тисками. Она сидела в противоположном конце повалуши[1], и ей бы завопить, но вместо этого девочка бросила испорченное кружево, рванула вперёд и вскочила прямо на стол. Побежала по еде, спотыкаясь и распинывая попадающиеся на пути полупустые чарки и блюда. Гости закричали и повскакивали со своих мест, возмущённые её варварским поведением. Ена поскользнулась, наступив на серебряное блюдо с недоеденной печёной рыбой, и врезалась в женщину с подносом. Девочка ударила рукой по кубку, и дорогой подарок отлетел к стене, залив пол медовухой, сама Ена рухнула со стола под ноги ошарашенного Яреша.
Придя в себя, князь попытался девочку поймать, но Ена проскользнула вперёд, схватилась за уже опустевший драгоценный кубок и швырнула в окно. То было прикрыто, и слюда разбилась от встречи с тяжёлой утварью.
На смену переполоху и возгласам пришла тишина. Запыхавшаяся Ена оставалась на карачках в луже разлитой медовухи. Сердце колотилось, но она обмякла и привалилась плечом к испачканной стене.
Девочка вскрикнула, когда князь резко вздёрнул её вверх и выволок из главного зала повалуши, потащил через крытые сени в терем подальше от гостей. Ена слышала просьбы княгини не быть строгим, кажется Ефта плакала. За разъярённым князем торопились пару дружинников, стольник, Зоран и Рокель.
– Это перешло все границы! – рявкнул Яреш, бросив Ену на пол.
Она стыдливо сжалась, теперь осознав, как всё выглядело. Проходящие мимо помощницы и кормилицы застывали, боясь шевельнуться. Ена впервые видела князя Яреша настолько разгневанным, в глазах собрались слёзы, она разевала рот, надеясь подобрать объяснение, но, как и всегда, могла выдать лишь туманное:
«Я должна была».
«Что‑то странное, очень странное».
«Плетение подсказало».
Ена сжалась на коленях, не сумев выдавить и слова. Она покорно застыла, ожидая удара, пинка сапогом или ещё хуже, что князь дотащит её до ворот и наконец вышвырнет вон. Тело затряслось от крупной дрожи, зубы застучали. Князь возвышался над ней могучей горой, сжимал и разжимал кулаки. Она ему не родная, убьёт – никто и слова не скажет.
– Наказать, чтоб ходить не могла, – резко приказал князь кому‑то. – И с глаз моих её уберите! Зоран, верни кубок.
Ена в ужасе вскочила и бросилась к Зорану, который развернулся, намереваясь выполнить наказ отца. Девочка повалила мальчика на пол. Князь выругался, кто‑то из дворни[2] вскрикнул.
– Нельзя трогать, – в ужасе прошептала Ена Зорану на ухо. – Не трогай его. Не трогай.
Большего сказать не успела, девочку за ногу стащили с княжича, который ошарашенно глядел на Ену как на умалишённую. Он наверняка ударился, когда она повалила его. Она не хотела, просто не рассчитала, что они потеряют равновесие. Она не хотела причинять ему боль или пугать, но должна была предупредить.
– Найди кубок, Зоран, и проследи за её наказанием! – велел князь.
Ефта попыталась успокоить мужа, цеплялась за его кафтан, моля простить их глупую дочь. Князь и на жену руки не поднял, но перевернул один из ближайших столов в приступе гнева, оттолкнул Ефту от себя и ушёл к гостям извиняться и успокаивать.
Ену тошнило от страха, она повисла на руках двух дружинников, обмякла, не способная сопротивляться. Княгиню увели подальше, чтобы не кричала и не выла, а Ену передали няням. Как и приказал князь, её уложили на скамью и начали лупить розгами по ногам и ягодицам. Ена ахнула от первых болезненных ударов, знала, что няни сдерживаются, жалеют, понимая, что впервые её так наказывают, и всё равно каждое новое прикосновение прута было больнее предыдущего.
Спустя время в комнату тихо зашёл Зоран и замер у выхода. Ена молчаливо рыдала, стиснув зубы. Не смела орать, плакать и причитать. Она вообще была тихой, а её молчаливая боль заставляла нянек чувствовать себя неуютно, удары становились всё неувереннее.
Зоран не останавливал наказание, но глядел на Ену со смесью незнакомого смятения. И впервые она ответила ему, гневно сведя брови. Он ведь поверил ей тогда. Прошлой осенью.
Ена всем телом дёрнулась от удара розгой по икре, которая стала влажной от крови.
Менее года назад, в разгар цветения вереска Ена тоже плела, кружево схоже резало пальцы, а узор складывался в уродливое подобие цветка. Она прибежала к Зорану в спальню, сорвала с него одеяло, разбудила, выслушав недовольную ругань от мальчишки. Он кричал на неё, пытаясь вытолкать из комнаты, но Ена отчаянно цеплялась за его рубаху, оставляя царапины ногтями на его руках, и тащила в коридор.
Зоран вздрогнул и растерянно заморгал, когда Ена всхлипнула от очередного удара. Она с укором смотрела на княжича, зная, что он помнил тот день. Тогда же он ей поверил. Почему не верил сейчас?
Ена сама не знала, что видит в узорах. Не понимала причин и не предвидела будущего, поэтому и не могла объяснить. Однако она доверяла предчувствию, а далее действовала по ощущениям, потому что в тот раз, когда Ена не вняла предупреждению, погибли её настоящие родители.
Прошлой осенью в глазах Зорана стояли слёзы. Теперь же плакала Ена, с разочарованием глядя на княжича. За время их безмолвного противостояния девочка успела получить розгой ещё пять раз.
– Хватит, – тихо приказал княжич, няни со вздохами облегчения отодвинулись.
Он хотел что‑то добавить, но Ена сама сползла со скамьи, хлюпая носом, и, покачиваясь, рванула к выходу. Зоран попытался её остановить, но она оттолкнула мальчика плечом и выскочила в коридор. Ноги дрожали, босые ступни оставляли кровавые следы, но Ена добралась до своей спальни и там спряталась в знакомом углу.
Хоть няни и лечец[3] наведались, чтобы обработать ссадины, но оставленные раны нестерпимо жгло, а синяки ныли. Только спустя сутки Ена начала ходить, и той же ночью, пока никто не видел, она выбралась во двор, чтобы проверить, куда упал кубок. Сама она не знала, какие подсказки искала, но надеялась понять, правильно ли поступила, испортив князю вечер. Ена не нашла даже осколков разбитой слюды, зато, глянув на юг, увидела знакомый высокий дуб за палисадом. Нечто странное в нём было, и девочка забралась по лестнице повыше. Лунного света ей хватило, чтобы различить на толстых ветвях три тела, свисающих в петлях. С трудом, но в их посиневших лицах Ена узнала кое‑кого из приезжих гостей и ту женщину, что держала поднос.
[1] Повалуша – в русской архитектуре башня, в которой располагалось помещение для пиров. Соединялось с жилой частью сенями (крытый переход).
[2] Дворовые люди, дворня – прислуга, живущая при дворе.
[3] Лечец – лекарь, врач.
