Мороз К.О. Мэр Ёлкино

Так вернее будет.

Мэр мне обещал, что дорогу почистят, и я уеду!..

Его любимая барсетка – гарант моего сегодняшнего оргазма.

 

Глава 5. Том и Джерри

 

 

Следующее утро

Пугаюсь от резкого света, бьющего по глазам. Пытаюсь от него скрыться и вжимаюсь в твердый, холодный стул.

Комната, в которой я нахожусь, темная, в воздухе отчетливый запах сырости.

– Подсудимая Солнцева Ника Венцеславовна, встаньте!

Чувствуя слабость в ногах, медленно поднимаюсь и только сейчас замечаю за длинным столом напротив своего отца и ухмыляющегося Марка Гордеева.

– Никчемная! – начинает орать отец, находясь под ярким прожектором. – Почему ты такая никчемная, Ника? Вся в свою мать!.. Даже от бездомной собаки толку больше, чем от тебя. Бестолочь!..

Свет перемещается на Гордеева.

Я замираю, разглядывая смазливое лицо и модную стрижку.

– Почему ты не кончила? – усмехается он. – Ты не кончила, потому что фригидная. Со мной все так. А ты как бревно. У меня, вообще, встал только потому, что ты дочь своего отца. Твоя фамилия – единственное, что может возбуждать в тебе, Ника.

Прожектор резко возвращается ко мне. Теребя рукава толстовки, всхлипываю и шепчу:

– Я… я… я…

Мир закручивается воронкой и…

Я просыпаюсь.

Морщусь от неприятного привкуса на языке. Это, конечно, что‑то вроде стыда и… ужасное похмелье.

– Боже…

Шепчу пересохшим ртом.

На тумбочке возле кровати замечаю стакан с водой. Спасибо тебе, добрый человек, который его оставил.

Жадно пью, стирая капли с подбородка.

Зажав одеяло под мышками, сонно озираюсь по сторонам. Комната выглядит так, словно только что сошла со страниц каталога. Стильные серые обои с белыми крупными цветами, резное железное основание кровати, белоснежный шкаф на изогнутых ножках, уютное бирюзовое кресло. И только грубоватые красные шторы выглядят здесь инородными. Какой дурак их сюда повесил?

Упав на подушку, вдыхаю аромат мужской туалетной воды. Тут же подскакиваю. Это его кровать, да?

Затем нюхаю свои волосы, руки, касаюсь носом острого плеча.

Я пахну так, будто терлась всем телом об Константина Олеговича Мороза. При мысли об этом внизу живота тянет. Как‑то по‑новому. Сладко.

– С добрым утром, – слышу я вежливый голос из‑за двери, перемежающийся с громким кашлем. – Можно войти?

Воспитанный какой! Закатываю глаза.

– Да, – отвечаю, приглаживая всклокоченные волосы.

– Привет…

Смотрим друг на друга. Тоже как‑то по‑новому.

В спортивных серых штанах и белой футболке он выглядит домашним и неприлично большим. Я, кажется, краснею…

– Ничего не помню, – улыбаюсь скромно, прикладывая ладони к щекам. – Как вчера все закончилось? Как я здесь оказалась?

– Ничего не помнишь? – спрашивает он, подзависнув взглядом на одеяле, которое грозится съехать с обнаженной груди.

Подтягиваю его и придерживаю пальцами.

– Нет…

– Это твое, – раскрывает ладонь.

– О боже… Вы это видели, да? – захлопываю глаза стыдливо.

Мэр хрипло смеется и снова закашливается.

– Вот это да!

– Что? – смотрю на него. – Блин. Вы хотите, чтобы я под землю провалилась от стыда?

Без интереса смотрю на белые прозрачные трусы, плавно переходящие в две тонкие полоски ткани. Красные медицинские кресты на них имеют свою функцию: прикрывать соски.

– Я, конечно, требовал от Министерства здравоохранения высококвалифицированный персонал в нашу Елковскую больницу, но чтобы они так быстро закрыли мою заявку да еще лучшими кадрами! – еле сдерживая смех произносит. – И сразу с униформой!..

– Вам смешно? – шиплю яростно.

– Мне – да.

Он хохочет, а я злюсь. Когда закашливается, пытаюсь найти в себе силы не злорадствовать.

– Вы не должны были это увидеть, я вообще не понимаю, что вчера случилось!.. – расстроенно произношу.

Мороз качает головой.

– Я забыл тебя предупредить, чтобы ты ничего не пила в гостях у Владимира Владимировича.

Я вспоминаю милейшего седовласого старичка, капитана дальнего плавания в белой фуражке, который гостеприимно нас встретил и пригласил к себе в гости после праздника, за накрытый угощениями стол. Мне нужно было ехать, и я сильно торопилась, а мэра, как назло, отвлекла директор дома престарелых.

– Он давал мне компот, – вспоминаю. – Вкусный такой, сладкий.

– Я уже понял. Местные называют этот самый компот «Том и Джерри». И давно обходят его стороной, Ника.

– Но почему?

– Потому что это брага. Настаивается на дрожжах и сахаре, – улыбается. – И Владимир Владимирович постоянно ее всем предлагает. После одного стакана человек меняется до неузнаваемости. Наутро, как правило, ничего не помнит и болеет. Ты как?

– Голова раскалывается. Это, вообще, законно так людей опаивать?

– Он не со зла. Ищет собутыльников. Вчера ему, конечно, с тобой особенно повезло. В его‑то возрасте…

Он снова начинает хохотать, а я решаю не узнавать, почему старику «особенно повезло» со мной в качестве собутыльницы. Пока не готова к таким откровениям.