Начальник милиции 6
– Ты Мухтара собой закрыл? – будто не веря услышанному, переспросил я, нахмурившись, а самого пробрало до глубины души. Вот тебе и алкаш, оказывается, он Муху спас.
– Что было, то было! – отмахнулся Жора и делано попытался натянуть уголки губ вверх.
Улыбка далась ему с трудом, но он быстренько сунул себе в зубы сигарету и с задумчивым видом закурил.
– Не куришь? – опомнившись, предложил он мне открытую пачку.
– Не‑а.
– Ну и правильно… я тоже бросаю, уже лет сорок как… Все бросить не могу, а сейчас, с такой жизнью, и смысла не вижу завязывать.
– Слушай, Жора, – я положил ему руку на плечо. – А что там у тебя со здоровьем? Я понимаю, что ранение, а конкретно? Что врачи говорят?
– Да что они могут сказать? Время, мол, лечит… Нет, я против эскулапов ничего не имею, да только они коварные – спрашивают, где болит, а потом давят туда.
– Прогноз‑то какой? – допытывался я.
– Жить буду, и слава богу.
– А ходить? Хромота пройдет?
– Этого они не знают. Представляешь, врачи сами удивились, что я вообще на ноги встал. Но как от кровати оторвался, так сразу выпнули, то есть выписали.
– Короче, Георгий… – проговорил я. – Тебе на работу надо, иначе скиснешь – верно тебе говорю. Опять же, двигаться будешь, может, и недуг пройдет.
– Да куда я пойду? Я же только с собаками управляться умею, а в грузчиках теперь не потяну.
– С собаками, говоришь? – я крепко задумался. – А если я тебе такую работу организую, с собаками…
– Это как?
– Пока сам еще не знаю, но есть пара мыслишек, нужно разузнать и почву пробить. Сообщу, – я услышал Жорин вздох, глянул на него и увидел, как он горько и мелко кивает – не очень‑то мне верит. И добавил: – Это не разговор по пьяной лавочке, я серьезно.
– Ну, если срастется, я, Саня, по гроб жизни тебе благодарен буду, – Жора проникновенно ударил себя кулаком в грудь.
– Рано пока благодарить, а вот с горькой придется подзавязать. Давай приходи в себя, постригись, марафет наведи. В человека обратно превращайся. Сам знаешь, что собаки пьяниц не жалуют.
– Знаю, – повесил голову Ершов. – Одна радость в жизни осталась, и как не пить?
– Тебе что важнее? Заливать горе или жить без него дальше? Радость тебе заменим на настоящую, когда при деле будешь – не до выпивки окажется. Ну и с собаками заниматься надо будет, как ты и любишь.
– Слушай, а точно с собаками? Не окажется потом, что дворником каким‑нибудь или сторожем‑вахтером?
– Мы же коллеги… Специальность у тебя для нашей области редкая, не хочу, чтобы ты свои знания зарывал. Да и дворником тебе здоровье не позволит. Кстати, о здоровье, ты мне свои диагнозы тоже приготовь, собери бумажки все, что врачи написали. Покажу знающим докторам.
– А есть у нас такие? – снова скептически прищурился тот.
– Найдем, – уверенно кивнул я, а про себя подумал, что понятия не имею, как тут с местным здравоохранением дела обстоят, но ведь что‑то делать с Жорой действительно надо. Если он стал ходить, значит, не все потеряно и прогресс все же возможен. Нужно просто знать, в каком направлении и как двигаться.
– Да меня в Москве, в госпитале ведомственном, не выходили, а ты говоришь, местные врачи…
– Ты не спорь. Собери все, на днях заеду – и определимся и с работой, и с больничкой. А пока переходишь в режим трезвления. Понял?
– Угу… Спасибо, Саша…
– Не за что пока. Ладно, я пошел, телефон твой записал. Вот тебе тоже мой рабочий, – я протянул клочок газеты с циферками, – звони. Если что.
Я хитро смотрел то на Мухтара, то на Ершова. Поглядывал, что он дальше делать будет. Пока не говорил ни слова про пса, ждал, когда хозяин этого дома сам тему поднимет.
– Ты это… – Ершов жевал губу и оттягивал на груди тельняшку, будто она душила его или стала вдруг неожиданно мала. – Забирай Мухтарку. А? Ему с тобой лучше будет. Не годится боевому псу в квартирке томиться. Ему работать надо, гадов ловить. Вижу, ты человек хороший, ты его любишь, уважаешь, а он к тебе тянется. Забирай, в общем…
– Спасибо, – я положил руку на плечо кинолога. – Но ты не вешай нос, если все выгорит, скоро будет тебе с кем заниматься. Пока.
– Пока, – вздохнул Ершов и крепко пожал мне руку.
Я взял Мухтара на поводок и вышел из квартиры. Спустился во двор, открыл дверь «шестерки».
– О! Мухтарыч! – воскликнул Эдик. – Ты вернулся!
– А ты сомневался? – улыбался я.
– Фу! Это от тебя так водкой пахнет? Ну дела…
– От него, – хитро кивнул я на пса. – Поехали.
Эдик завел машину, и мы тронулись.
– Ну все, победил ворюгу! – радовался Эдик, кивая через плечо на подъезд Ершова.
– Да нормальный он мужик, просто чахнет с тоски. Один остался. После ранения хромает, говорит, врачеватели вообще не давали прогнозов, что на ноги встанет. Карабкается, как может, вот и решил Мухтара забрать, чтобы радость в жизни была.
– А как ты без Мухтарыча? И я не понял? Ты подружился с этим, что ли?
– Обещал ему помочь… Да и врачу бы его показать знающему. Есть у тебя знакомые подходящие?
– Не надо врачу, у меня костоправ хороший есть. Он у меня кожанку брал и кроссовки. Как раз таких, как твой хромоног, на ноги ставит.
– Костоправ? – с сомнением переспросил я.
– Не веришь? Я тоже не верил, а вот когда маман скрутило, никто не мог недуг снять. А он за три сеанса омолодил. Сам бы не поверил, если бы своими глазами не видел. И вроде ерунда такая, что‑то надавил, где‑то подтянул, разгладил, дернул. И на тебе! Человек оживает. Забыл, как метод называется по‑умному…
– Мануальная терапия, – подсказал я.
– Точно! А ты откуда знаешь?
– В журнале читал, «Наука и жизнь».
Хотя костоправство существовало ещё в Российской империи, да и в Советском Союзе повсеместно практиковалось вне медицинских учреждений, по большей части на дому, медицинский интерес к мануальной терапии обозначился совсем недавно. Но пока еще не достиг своего расцвета.
– Вот давай к нему и свозим твоего инвалида, только тут такая штука – целитель берет дорого… Потянет твой подопечный?